Огневица - стр. 7
В сугробе поодаль приметила девушка темное пятно и едва не закричала, когда поняла – бабка Сияна, только без головы. Зажмурилась поскорее и к своему дому метнулась. Все надеялась, глупая, что мать с отцом живы. Пока бежала тут и там натыкалась на мертвяков. Всех не узнала, но уразумела – посекли Лутаков, вчистую род свели.
К дому прибежала в страхе, а на месте богатых хором одни головешки лишь ворота остались, а на них...
На одной створке висела мать, прибитая здоровенным колом: голова низко опущена, руки плетьми болтаются. На другой отец: синий, жуткий. Узнала по броне – на ней знак Лутаков – бочка с медом и копье. Ветер подул, качнул ворота, дернул жутко мёртвые тела на них.
Медвяна хотела кричать, но горло сдавило, сжало страхом и горем. С трудом ступая, дошла до матери, обняла тело стылое, повисла. Все на руки ее смотрела: вот они ласковые, теплые, те, что гладили по волосам, утешали да голубили, а теперь…
Упала на колени, взвыла, что собака, все качалась из стороны в сторону, горе свое нянчила. Сколько просидела неведомо, но что-то перевернулось в Медвяне, взросло в ней муторное и темное. Злоба лютая горе вытеснила, залила душу и сердце, в голову кинулась. Без единой слезы поднялась девушка, сдернула с матери оберег-огневицу*, с которой та не расставалась, сажала в кулачишке и к темнеющему небу глаза подняла.
- Военег, будь ты проклят, – не сказала, а прохрипела жутко. – Жизни не пожалею, а отомщу. За всех. За матушку, за отца, за всех Лутаков. Слышишь? Ты слышишь, пёс?!!
Голос взвился, разлетелся страшным посулом по мертвой веси, забился о высокие сугробы, отскочил от жутких ворот с кошмарным приветом Военеговским. Медвяна осела на землю и замерла. И вовсе заиндевела бы, но руки – крепкие, знакомые – обняли хрупкие плечи, согрели теплом.
- Медвянка, вставай. Чего сидеть-то? Идем нето, – Богша Кривой тянул девушку. – Идем в тепло избяное. Сил надо набраться. Ищут тебя, Медвяна. Военег не взял того зачем пришел. Кубышка* Лутаков у тебя? Знаешь где? Вот и молчи. Никому не говори. Идем, деваха.
Потащил к избе бабки Сияны, втолкнул в гридницу и на лавку усадил. Вейка лежала все так же, молчала и слез не лила.
- Вон оно как… – Богша все сразу понял, – Медвяна, уходить надоть. Люди Военеговские еще шныряют. Я насилу утёк. Издалека видал, как секли Лутаковских-то. Как отец твой помер тоже видал. Собирайтесь. Обе! – прикрикнул, но ответа не дождался.
Вейка даже не шелохнулась, а Медвяна только глаза прикрыла, и еще крепче сжала в кулаке матушкин оберег.
- Пока не схороню своих – не уйду, – сказала-то тихо, но властно, уверенно.