Огневица - стр. 36

Через малое время услышали оба конский храп и хруст снега под полозьями саней.

- Батя, – Некрас поднялся, оправился и пошел встречать отца.

Тот уж вошел в сени: шуба богатая, шапка большая.

- О, как, – хохотнул. – Морда мятая, а стало быть, махнул вчера лишку. Так, Некрас?

Ругать сына не стал, знал верно, что все по обычаю. Прощальные посиделки перед грядущим обрядом – дело важное. Обнял Некраса, крепкой отеческой ладонью стукнул по спине.

- Здрав будь, – Некрас ответил тепло на отцовскую ласку. – Поешь с дороги. Людей с тобой сколь?

- Поем, благодарствуй. Трое. Скажи холопке, пусть сведет в избу с товаром. Много ль взял?

Пока шубу Деян скидывал, пока ручкался с Местяткой, Некрас рассказал о делах, о товаре и о мене*.

- Добро, сын. Вижу, время даром не терял. Справно поторговался, – Деян уселся за стол, в окно взгляд бросил и заулыбался. – Экая бабёнка. Тутошняя? Глянь, кругла, а стан тонкий. Румянец. Кто такая?

Местята глянул в оконце и признал Званку Красных. Тут же насупился, лицом потемнел.

- Бать, а это знакомица Местькина. Который день пытаю его, за что молодуха обозвала его Соловушкой. Молчит! Как сыч надувается и молчит. Может, тебе не откажет, а?

- Рассказывай, чай, все свои, – подначил Деян, отхлебывая горячий взвар.

Местята, отпив теплого, опьянел наново, и рассказал:

- Не инако Лада меня наказала, когда толкнула к этой окаянной вдовице. Ить ладная, гладкая, а языкастая, будто помело у ней во рту. Тьфу, зараза! Я к ней о прошлой осени подвалил, дай думаю, попытаю парнячьего счастья. Все, как у людей – купил пряник, бусы светленькие и пошел. Она, вроде, обрадовалась. Суть да дело – ведет меня в сарайку. И главное плавно так качается. Я аж пыхнул! Грудь большая, понева на заду натянута, хоть вой от хотелки. Сарайка та новая дух в ней древесный густой. Званка целовнула жарко, рубаху рассупонила я и обомлел. Завалил ее на лавку, порты стянул и ….

- Что? Не тяни теля за то самое! – Деян двинулся к Местяте, боясь пропустить хотя бы слово.

- Удом по не струганной доске прошелся. Думал, сдохну, до того больно! Заорал, да от жути голос сломился и такую трель выдал, будто я и не я, а птах весенний.

 Деян и Некрас грохнули так, что холопка Ганка подпрыгнула.

- Будя ржать! – Местята разозлился, кулаком по столу грохнул. – Вам бы так! Я потом уд свой в кадушке с ледяной водой мочил. Думал все, конец моей мужицкой силе.

- А она? Она-то что? – Некрас провздыхался с трудом.

- А что она? Лежит на лавке и гогочет. Я за дверь, а она мне в спину, мол, знать не знала, что мужики соловушками кричат.