Огненный Зверь - стр. 108
Мы пробыли там до вечера, Кирилл познакомил меня с большей частью ребятни, и я с ужасом открыла для себя, что дети — это вовсе не страшные монстры, как мне всегда казалось.
В обществе детей Кирилл преображался, можно было бы подумать, что он отвлекся и больше не думает о трагедии, произошедшей с мальчиком Артемом, если бы время от времени не бросал короткие взгляды на чердак.
Теперь я воочию поняла значение выражения «улыбаться глазами». Если не обращать внимания на глаза, Кирилл казался улыбчивым человеком, но даже при общении с этими детьми, улыбались лишь его губы. Только Линке-Малинке каким-то непостижимым образом удавалось вызвать улыбку его глаз. С ней у него установились какие-то свои отношения, они понимали друг друга, и с этой маленькой девочкой он чувствовал себя счастливым.
Мы поехали домой, когда уже начало темнеть.
Едва сели в машину, лицо Кирилла снова приняло то спокойно-равнодушное выражение, которое я до этого привыкла видеть на общих собраниях. Он сделался задумчивым и молчаливым.
— Готова? — спросил голосом, лишенным эмоций, когда я устроилась на сиденье и пристегнулась. Казалось, сегодняшние ночь и день выпили из него все соки.
— Хочешь, я поведу? — предложила я, видя, какой у него усталый вид. Он ведь должен был чувствовать, что я совсем не устала и могла бы еще с легкостью пробежать несколько километров в высоком темпе.
— Не нужно, — отказался Кирилл, — я люблю водить, меня это успокаивает.
— Ну, если так, — пробормотала я, хотя и не поверила. Просто Кирилл любил контролировать ситуацию и отвечать за все. Впрочем, спорить не стала, он и так должен был чувствовать мое внутренне несогласие.
И мы медленно выехали из одного из огромных гаражей, расположенных за особняком.
Несмотря на ухабистую дорогу, вел Кирилл быстро, меня несколько раз здорово подбросило на кочках. Я даже немного испугалась.
— Извини, — коротко пробормотал он и поехал спокойнее.
Кирилл молчал, и я не пыталась его разговорить. Я не была эмпатом, но чувствовала, что на сегодня он уже наговорился, сейчас нужно было дать ему возможность помолчать.
Поэтому я просто ехала, иногда смотря в окно, стараясь запомнить дорогу, иногда — на водителя. Когда за окном совсем стемнело, стала смотреть только на водителя.
Кто знает, что он сейчас чувствовал, как мои ощущения передавались ему, доходили ли мои чувства именно такими, как те, которые испытывала я, или же шли искаженными. От этой мысли мне стало еще больше не по себе.
Я постаралась вспомнить все уроки Золотаревского и применить их, но на тот момент у нас было еще слишком мало занятий, и я ничему толком не сумела научиться. Впрочем, мне нужно было не учиться, я должна была