Огненный мост - стр. 15
– В данном случае это просто неуместно, – продолжил настаивать старший майор. – Вы же разведчик, вы понимаете, что невозможно все и всегда свести к простой математике: что лучше потерять пять человек, чем пятьсот, что лучше сейчас отойти, отступить на километр, чтобы завтра можно было продвинуться вперед на сто.
– Я говорил не об арифметике, – вздохнул Шелестов безнадежно, – я о главных ценностях жизни – о морали, если хотите.
– Нет законов у разведки. И у войны нет законов. О них пишут и говорят журналисты и писатели. А у нас другое – неукоснительное выполнение приказа, достижение цели, поставленной задачи. Невозможно выполнить приказ, но «при условии», невозможно выполнить свой профессиональный долг, но «с оговорками». Жестко? Да, в этом жестокость войны, в этом жестокость нашей с вами профессии. Поэтому в разведку попадают люди, для которых самое важное в этом мире – их профессия, их долг. Все остальное? Да, оно ниже, оно далеко, оно менее важно. Вот так все просто. И не будем больше об этом. Теперь вы знаете мою позицию. Теперь о вашем задании. Вы познакомились с материалами?
– Да, я познакомился с подборкой сведений о разведывательно-диверсионных школах абвера, особенностях подготовки и действиях групп в нашем прифронтовом и глубоком тылу. Наша задача будет заключаться в противодействии забросам в наш тыл?
– Вы в курсе событий на Сталинградском направлении? – спросил Платов, сложив руки на столе и пристально взглянув в глаза Шелестову.
– Сталинград? – удивился Максим. – Нас хотят отправить в Сталинград?
– Надеюсь, это профессиональное удивление, а не испуг, – холодно заметил Платов.
– После камер НКВД и имитации расстрела меня мало что может испугать, – не удержался от колкости Шелестов.
– Я надеюсь на это. В Сталинграде вам делать нечего. Это войсковая операция, там работает армейская контрразведка. Вам предстоит другая задача. В нашем глубоком тылу. Но от этого она не намного легче.
Глава 2
Самолет болтало нещадно. Обойти грозовой фронт пилотам удалось, но теперь пришлось снова возвращаться на заданный курс. Ночью, при почти полном отсутствии ориентиров и пользуясь лишь угловыми параметрами и скоростью самолета, курс рассчитать можно было только приблизительно.
В открывшейся двери пилотской кабины показалось лицо штурмана.
– Тридцать минут до места выброски. Ждите! – коротко сообщил он по-немецки.
Ведерин кивнул. Из всей группы он один немного понимал немецкий язык, но ответить не решился. Его тошнило от этой болтанки так, что, казалось, открой рот – и тебя тут же вывернет наизнанку. Тем более что Илью Пашко рвало в хвосте самолета уже больше часа. «Хорош диверсант», – с омерзением подумал Ведерин и посмотрел на сидевшего напротив Санина. Архип хоть и выглядел бледным, но на лице – ни гримасы, ни намека на рвотные позывы. Как каменный! Истукан.