Огненное сердце вампира - стр. 2
– Угощайся, Кристиночка, чем могу, – шептала она, потея от смущения. – Так хочется вам приятное сделать. Но завод закрылся, муж без работы.
Я понимающе кивала, от подарков не отказывалась. Нельзя, оскорбишь человека, дарящего от чистого сердца. Да и стоило ли привередничать и ждать от пациентов чего– то более дорогого, когда вся страна охвачена безработицей, когда в каждом здании, в каждом дворе и на каждой улице царит разруха прошедшей войны.
Несмотря на все мои старания, ребёнку Малининой лучше не становилось. Разочарованная мать, цедила сквозь зубы что-то по поводу моей некомпетентности, тупых поломоек , возомнивших себя врачами, но ходить на лечение продолжала. Я же не находила себе места, мучаясь чувством вины, и уже сама была готова согласиться с этой женщиной, признав себя безграмотной дурой.
– Ну и хрен с ней, – отмахнулась как-то дерматолог, когда я поделилась с ней своей бедой. – Эти неблагодарные свиньи ждут от нас чуда, а если оно не происходит, принимаются обвинять в лени, бессердечности и чёрт знает ещё в чем.
Сотрудники советовали мне относиться к больным, как к рабочему материалу, не задумываясь о их душевных переживаниях, обидах и разочарованиях. Вот, только я так не могла. Моей единственной радостью в жизни, моей отрадой и любовью была работа, и только она.
– Нет у тебя гордости, Крыся, – устало вздохнула гиена. – Найди себе, для разнообразия, какое– нибудь дело, несвязанное с медициной, или мужика подцепи нормального. Не всё же о благе больных думать?
– И то правда, – согласилась я со своим невидимым питомцем. – Зайдём в магазин, купим бутылку «Свободы», дешёвый сырок или паштет и помянем папочку, как следует.
– «Свобода»? – гиена в моей голове издала визг. – С каких пор ты стала употреблять дешёвое пойло?
– Не до жиру, родная моя, – мысленно ответила я, наступая в очередную лужу, чувствуя, как холодная вода проникает внутрь ботинка, как носок становится мокрым, тяжёлым и липнет к ноге. – На что-то более приличное, денег у нас не хватит, уже второй месяц зарплату задерживают. Да и в любом случаи с Далерскими винами ничего не сравнится.
Наша с отцом квартира встретила меня гнетущей тишиной, затхлым воздухом и тиканьем настенных часов. Я сбросила ботинки, повесила на крючок в прихожей, промокшую насквозь куртку, прошла на кухню, выложила на стол нехитрую снедь, распахнула окна во всей квартире, дав холодному, сырому, пропахшему гниющей листвой ветру ворваться в помещение. Чёрная ткань на зеркалах укоризненно заколыхалась, несколько бумажек, некогда принадлежащих отцу, слетело со стола на пол. Казалось, что даже после смерти, папочка осуждает мои действия. Пусть осуждает! Его здесь больше нет, и его гнев мне нестрашен. Я сама бросила три комка мокрой жирной земли на крышку гроба. Земля гулко ударялась о дерево, рассыпалась мелкими шариками и скатывалась вниз. Поднеся руки к лицу, я понюхала пальцы. Разумеется, могильной землёй они больше не пахли, от них исходил запах больничного мыла.