Огненная проповедь - стр. 38
– Своей жизнью? Не слишком-то ты стремилась к «своей жизни» все те годы, что пыталась претендовать на мою.
– Я ни на что не претендовала. Я просто не хотела, чтобы меня изгнали, так же как и ты бы не хотел.
Повисло молчание.
– Если бы ты позволил мне хоть иногда ходить на прогулки в бастион, как в самом начале. Или общаться с кем-нибудь из других заключенных. Просто иметь возможность с кем-нибудь поговорить…
Он покачал головой.
– Ты знаешь, что не могу. Сама видела, что тогда случилось на прогулке. Тот сумасшедший мог напасть и на тебя. – В его взгляде промелькнуло нечто похожее на нежность. – Тебя здесь держат только из соображений безопасности.
– Если бы нам позволяли разговаривать друг с другом, этого бы не случилось. Он бы не сошел с ума. Зачем бы другим Омегам здесь причинять мне боль? Они в таком же положении, как и я. Почему мы не можем общаться?
– Из-за их близнецов Альф.
– Их близнецы – твои друзья в Совете.
– Ты так наивна, Касс. Они – люди, с которыми и на которых я работаю. Они мне – не друзья. Думаешь, кое-кто из них не желал бы подослать своего близнеца, чтобы прикончить тебя и заодно меня?
– И когда это закончится? По твоей логике, мы все должны проводить жизнь в закрытых камерах, Альфы и Омеги.
– Дело не только во мне, – сказал он. – Такое происходит постоянно: людьми манипулируют через тех, кто им близок. Так было и в Старой Эре. Чтобы прижать кого-нибудь к ногтю, похищали супруга, ребенка, любовника. Вся разница только в том, что сейчас воздействие стало прямым. Раньше тебе приходилось прикрывать только свою спину, а теперь – две спины. Вот в чем дело.
– Дело в том, что вы считаете своих близнецов помехой и обузой. Ты – параноик.
– А ты – чересчур наивная и даже не пытаешься взглянуть на мир трезво.
– Поэтому ты сюда спускаешься? – спросила я, когда он встал и направился к двери. – Потому что никому не доверяешь там, наверху, в твоем Совете?
– Я мог бы доверять тебе, – ответил он, закрывая за собой дверь.
Я услышала, как в замке повернулся ключ.
Я подсчитала, что, должно быть, прошел уже год с тех пор, как в последний раз видела небо. Искусственный свет камеры изменил даже мои сны и видения, что случались наяву.
Когда я впервые стала видеть Остров, то усомнилась, видения ли это или же мои фантазии, вызванные желанием убежать от действительности, забыть хоть ненадолго ужас заточения. Затем меня стали одолевать новые и мрачные видения. Какое-то время я считала их болезненными грезами, рожденными истосковавшимся по воле разумом, точно кошмар моего пребывания здесь просочился и в сны. Чем больше становилось нацарапанных на стене меток, каждая – день, проведенный в камере, тем сильнее я начинала сомневаться в собственном рассудке. Однако видения были слишком настойчивыми и совершенно чуждыми для простой выдумки. И детали представали так ярко, что я окончательно убедилась в том, что не могла придумать их сама. Мне виделись стеклянные резервуары, настолько реалистичные, что я различала пыль на резиновых пломбах у их основания. Над ними шли провода и крепились панели, каждая из которых мерцала крошечными огоньками – красными или зелеными. Из каждого резервуара выходили резиновые трубки телесного цвета. Как я могла такое придумать, если даже не понимала, что это? Всё, в чём я была уверена, что это нечто запрещенное, как и стеклянный шарик, излучающий свет в моей камере. Трубки и провода, которые вились вокруг резервуаров, соответствовали историям о Старой Эре и всей её электрической алхимии. И огоньки на панелях казались такой же неестественной искрой света, как в моей камере. Они светили ровно, не выделяя тепла. Несомненно, это была машина. Но что за машина? Для чего? Это озадачивало, ужасало и изумляло гораздо больше, чем шепотки о том, что творилось во времена Старой Эры, и я не могла не поверить. Клубок проводов и трубок выглядел беспорядочным, точно всё это смастерили наскоро. Но при этом сама машина с ее огнями, резервуарам, соединениями выглядела такой огромной и сложной, что впечатляла и внушала дрожь.