Огненная проповедь - стр. 23

– Он солгал. Это я – провидец, – я заставила себя говорить спокойно. – Он знал, что я расскажу правду.

Советник убрал щипцы, но Зака не выпустил.

– Почему ты не сказал нам, если знал, что это она?

– Я пытался! Все эти годы. Никто мне не верил, – произнес Зак сдавленным голосом – крепкая рука Советника всё еще сжимала его горло. – Я не мог этого доказать. И не мог подловить ее.

– Откуда нам знать, что мы можем ей верить сейчас?

Для меня даже стало облегчением рассказать, наконец, всю правду: как вспышки видений приходили ко мне сначала по ночам, а потом и наяву. Как я просыпалась, ослепленная взрывом. Как знала о событиях прежде, чем они происходили: упавший сук, кукла, даже клеймо. Мама и Советник слушали меня очень внимательно. Только Зак, который уже всё знал, выказывал нетерпение. Наконец заговорил Советник:

– Ну что ж, ты достаточно долго от нас увиливала. Если бы не твой брат, ты бы и дальше могла нас дурачить.

Он погрузил щипцы в угли с такой силой, что они стукнулись о металлическую решетку.

– Неужели ты считала, что чем-то отличаешься от остальных грязных Омег? – Он не выпускал щипцы из рук. – Лучше, чем они, только потому, что ты – провидец?

– Видишь это? – Он вытащил щипцы из огня и схватил меня за горло.

Щипцы оказались совсем близко от моего лица и подпалили несколько прядей. От запаха жженных волос и пышущего жара я зажмурилась.

– Видишь это? – спросил он снова, взмахивая щипцами перед моими сомкнутыми веками. – Вот кто ты есть.

Я не кричала, когда тяжелая рука Советника придавила раскаленное железо ко лбу, хотя слышала, что Зак от боли испустил вопль. Я прижала руку к груди и стиснула ключ. Я сжала его так сильно, что позже, наверху, увидела, что на ладони остался отпечаток.

Они разрешили мне остаться на четыре дня, пока ожог не начал подживать. Зак втирал мне бальзам и при этом морщился, но не знаю, от боли или от отвращения.

– Лежи спокойно. – Он наклонился совсем близко, чтобы очистить рану. В углу рта показался кончик языка. Так всегда бывало, когда он делал что-нибудь сосредоточенно. Я слишком хорошо знала все эти мелочи и теперь осознавала, что больше их не увижу. Он снова промокнул лоб. Бережно, даже нежно, но я все равно вздрогнула, когда он коснулся раны.

– Прости, – вымолвил он.

Он не извинялся за то, что выдал меня, но просил прощения за волдыри на коже.

– Через несколько недель будет гораздо лучше. Но к тому времени я уже уйду. Но ты об этом не жалеешь.

Он положил тряпочку и выглянул в окно.

– Так больше не могло продолжаться. Мы не могли больше оставаться вместе. Это неправильно.