Огненная мансуба - стр. 37
Здесь всё было гораздо сложнее, и Эсфи сомневалась, что получит подсказку. Не поручить ли это дело Мэриэн? У той, правда, свои заботы – её земли, земли Тарджиньи. Но Эсфи думала, что с её стороны будет неразумно довериться кому-то другому, кроме Мэриэн.
Кагард? Ди Гунья? Эсфи покачала головой, словно говорила с кем-то невидимым. К счастью, её свита держалась поодаль и не мешала, только доносились шепотки.
– Да… именно Мэриэн и поручу. Ты бы одобрила, мама.
Было и то, с чем Мэриэн не справится – дела, касающиеся дэйя. Теперь у них был свой совет отдельно от королевского, и там состояли не только особы благородного происхождения. Эсфи хотелось слышать всех.
Она ещё о многом поговорила с матерью, и здесь было так тихо и хорошо, что Эсфи ушла умиротворённой. Может, впредь стоило почаще приходить не только в склеп, но и в сам храм Четырёх Богов?
Заседание королевского совета было после обеда, и у Эсфи оставалось время, чтобы посидеть в своей спальне и поразмыслить над решением. Эсфи пришла на ум молитва, которой её научил Верховный жрец: «Помоги, да ум проясни, земля, моя стихия, дающая мне силу, питающая меня». Божество земли было темно лицом, а в жилистых руках держало чёрный жезл. У божества воды – голубой жезл, у божества огня – красный, у божества воздуха – прозрачный…
– Помоги, да ум проясни, – прошептала Эсфи, забравшись с ногами в постель. Мама не пришла во сне – быть может, читать молитвы? И помогут ли они, когда применяешь волшебство?
Эсфи вспомнила о том, как чуть не уверовала в Кальфандру. Интересно, что бы сказал Верховный жрец, услышав о таком?
Всё Амарель виноват.
Эсфи подтянула к себе подушку, из—под неё вылез твёрдый зелёный камушек, который Эсфи туда прятала. Бывший амулет волшебника… Да, теперь он поменял цвет и обрёл совсем другие свойства, поэтому Эсфи больше не носила его на шее. Она так и не рассказала правду Мэриэн и Тарджинье, а надо бы… давно пора. Тем более, что они недоумевали, по какой причине Эсфи перестала носить амулет. Она объяснила, что он принёс несчастье, и она начала испытывать к нему неприязнь, но Тарджинья, скорее всего, почувствовала неискренность в этих словах.
Эсфи показалось, что камушек слабо засветился, и она схватила его, сжала в руке. Нет. Он оставался таким же тусклым и светился только раз… несколько месяцев тому назад.
В памяти Эсфи встали, как наяву, острые скалы, речной поток, не скованный льдом, и распростёртое на камнях, израненное драконье тело…
…В сумерках Эсфи подбиралась всё ближе, чувствуя, как сердце колотится в груди. Тёмная кровь стекала с груди и крыльев дракона в воду. Он стонал от боли.