Одной крови - стр. 19
Согласился. Несколько патронов, заряженных картечью, имелись, новых заряжать не стал. Какое-то чувство боролось в душе, надеялся, что на него звери не выйдут, и стрелять не придется. Тем более что когда-то давно он давал слово. Да, давал слово….
***
Было это в тот год, когда матушка собралась помирать. Деревня тогда совсем опустела. Все, кто мог работать, убегали в леспромхоз, а остальных переселяли по какому-то «укрупнению», перевозили, не спрашивая желания, в другие деревни и села. Заставляли там жить, заводить все хозяйство сызнова.
Вот и осталось тогда в Узерках, любимой деревне Артема, три жилых дома, в одном из которых жила старая Захариха. Мать вроде и не была подругой этой странной женщине, но всегда следила за ней, зная ее немощь, старалась помочь, чем могла. Уже не вставала, притянула как-то Артема и шептала, пока силы были:
– Сходи, сынок, сходи к Захарихе, помоги дров наколоть, зима ведь скоро. Помоги.
Артем кивнул, двинулся было, но мать удержала его, цепко ухватившись за ворот:
– Слушай. У неё муж был. Захар. Оттого и стала она Захарихой. Добрый был мужик, крепкий. Охотник.
Дыхания не хватало, она прерывалась, даже закашливалась, но пересиливала себя, снова шептала:
– Ушел он. Ушел в плавни. Осень глубокая была. Ушел и с концами. Всей деревней искали. Нашли только рукавицу. А рукавица та проколота изнутри, будто когтями. Захариха взяла тогда ту рукавицу, надела себе на руку, улыбнулась и говорит: не ищите, говорит, ушёл он с имЯ. С тех пор часто Захариху за деревней встречали, будто она из лесу шла. А как она, если слепая? Так и не нашли мужика, сгинул.
Матушка снова закашлялась, но ворота не выпускала. Ещё крепче притянула:
– А однажды тятенька утром рано видел, как волк с ее подворья уходил….
– Маманя! Честное слово! Космос начинаем осваивать, а вы все сказки какие-то.
– А ты не перечь…. Я ведь и раньше могла,… а молчала. Просто знай. И космос твой этому совсем не помеха.
Коль обещал, пошел, но совсем неохотно. У калитки встал и осматривал запущенное подворье, вдоль забора уже много лет буйно радуется свободе лебеда, а сразу за забором хоть и жидкий еще, несмелый камыш. Придет время и он осмелеет, захватит пустую территорию. Среди двора вросла в землю здоровенная чурка, на которой уже много лет кололи дрова. Конусом бугрилась щепа. Неожиданно сзади хрипловатый голос:
– Это еще хозяин прикатил, чурку-то, уж, сколько лет стоит. Ты ведь ей любуешься?
Захариха смотрела чуть в сторону, глаза были затянуты бельмами.
– Проходи, проходи, коль пришел. Колун в сенях, справа. Увидишь.