Одноклассницы - стр. 18

Летом Марина устроилась на работу на почту, заменяя ушедших в отпуск сотрудниц.

«Одну я тебя не возьму, не справишься,» – критически оглядев ее с ног до головы заявила заведующая почтовым отделением. – «Веди подружку. Будете вдвоем на одном месте работать.»

«А зарплата?» – глупо спросила Марина.

«Тоже одна на двоих, разумеется. Одну не возьму,» – повторила заведующая.

Пришлось схитрить. Марина уговорила Ленку Куракову недельку походить с ней на работу. Куракова продержалась три дня и слиняла. Марина осталась, втянувшись к тому времени в свои должностные обязанности, и работала два месяца. Она справлялась. Заведующая молчала. Даже в ранних подъемах в пять утра Марина начала находить своеобразную прелесть. Странно было выходить из дома в такую рань и знать, что большинство людей еще спит, а она уже идет по улице, зябко поеживаясь от предрассветной сырости. Заработанного хватило в аккурат на зимние сапоги.

В остальном выкручивались как могли. Выживали, как и все тогда: завели так называемую дачу, кукурузу воровали на колхозных полях, распродавали, что еще осталось из мало-мальски ценных вещей.

Марина запомнила 90-е как время рваных колготок. Колготки она берегла как зеницу ока. Но чертовы стулья в школе вечно оставляли на них зацепки, и в какой-то момент происходило неизбежное – по ноге змеилась предательская стрелка. Марина наловчилась аккуратненько заклеивать ее кончик бесцветным лаком и зашивать. Стрелка вовсе не была поводом выбрасывать колготки. Носить их приходилось пока они не рвались вдрызг, насмерть. Марина носила и ненавидела. Стеснялась ужасно. Денег на новые колготки, разумеется, не было. И почему девочкам нельзя было ходить в школу в брюках? Сколько пар колготок это сэкономило бы!

Много позже, став взрослой, Марина безжалостно и даже с каким-то садистским удовольствием выбрасывала колготки со стрелками и распечатывала новенькую пару в шуршащей целлофановой упаковке, словно пытаясь компенсировать себе те годы, что проходила в дырявых колготках.

Но еще больше 90-е запомнились, как время кровавых тряпок. Сначала не было прокладок, потом денег на них. Зато были старые простыни, рваные на одинаковые лоскуты. Стирать их было сущим наказанием. Почему-то именно эта кровь отстирывалась хуже любой другой, будто была какой-то особенной. Тряпки быстро покрывались не отстирывавшимися пятнами и вид имели премерзкий. Но вариантов не было. Они были бесплатными.

Марина сидела в кресле, разбирая мокрые волосы на прядки и заплетая их в тоненькие косички. Шевелюре, которая получалась на следующее утро после этих манипуляций, могла бы позавидовать Анжела Девис. Марине ужасно нравилось. Жаль, что в школу распущенные волосы носить было нельзя.