Однажды в Лопушках - стр. 21
– Воду из бочага не берите, – добавила Ксюха и, переглянувшись со мной, сказала. – А лучше вовсе закройте его. А то… дети тут у нас любопытными стали. Как бы чего не вышло.
Васятка засопел.
А некромант кивнул.
Присевши на походный стульчик, он ощупал ногу, нахмурился. Я руки за спину убрала. Не хватало еще самой себе неприятностей искать. Вывиха там нет, так, небольшое растяжение связок. К вечеру, конечно, разболится, но если ногу не тревожить, то утром нормально будет.
И амулет опять же.
Некромант явно раздумывал, использовать его или так обойтись. Пока-то, как оно бывает, нога не болела, и не пухла, и вообще выглядела обыкновенной приличною конечностью.
– Приложите, – сказала я. – А то потом хуже будет.
Он глянул искоса, но кивнул.
А мы…
– Папенька передать велел, – Ксюха перекинула косу на грудь. – Что к вечеру подойдет…
– Может, – с сомнением произнесла Линка, – все-таки в деревню?
В деревню некромант идти отказался, а уговаривать мы не стали. Взрослый, чай. Разберется. Назад мы шли через Лопушанку, в которую Ксюха Васятку загнала и не выпускала долго. И сама залезла, отшептывала, водой поливая. А Васятка стоял смирнехонько, пусть и видно было, что не по нраву ему оно.
– Холодно, – пожаловался он, на берег выползши.
И носом шмыгнул.
И чихнул.
– Побежали, согреешься, – предложила я, глядя на тощее Васяткино тельце. И ведь ест-то он нормально, побольше меня, а куда что девается? Кожа рябая ребрами натянута, хребет выпирает, а живот впалый до того, что того и гляди пальцем Васятку насквозь проткнешь.
– Не догонишь! – взвизгнул он и понесся.
А Ксюха, глянувши вслед Васятке, сказала:
– Надо бы и дружка его… и сегодня пригляни, а то вода темная, густая, а ну как позовет?
Я кивнула.
– Тетке сказать придется…
– Придется, – согласилась Ксюха.
– Васятка обидится.
– Зато живым будет, – Линка жевала стебелек ежи сборной. – А обида пройдет.
И верно.
К дому Беспального мы пошли вместе, да только, сколь ни колотили в железную калитку, никто-то не открыл.
– Я папке скажу, – решила Ксюха.
На том и разошлись.
Васятка был дома, забрался на печь, накрылся старым тулупом, там и дрожал, что лист осиновый. Тетка на него поглядывала искоса, но ничего-то не спрашивала.
Пришлось каяться.
Мне сперва, а там и Васятке, который, конечно, сперва дулся, но как тетка сунула ему кружку горячего молока, приправленного медом, а к нему ломоть свежего хлеба, так и перестал.
– Взрослеешь, – сказала тетка. И ко мне кружку подвинула.
Хлеб был самопечным, а я и не заметила, чтоб она опару ставила. Стало быть, не тут… к дядьке Святу ходила? Верно, вон, лежит на столе, свернулась тонкими кольцами вяленая колбаса. И пахнет чесноком, травами, мясом.