Однажды ты узнаешь - стр. 25
– А, Алексей Петрович! Здравствуйте! Как поживаете?
Он нисколько не смутился, стал подыгрывать мне:
– Чайку не нальете, Нинон?
Что тут началось! Насилу его Мура вытолкала. А потом напустилась на меня:
– Ты что? Он же муж Надьки Гумеровой – живут в нашем доме, у ней папаша зам. наркома! Что он про тебя подумает?
– Да ничего не подумает – тоже мне, – начала оправдываться я.
– А вдруг Надьке расскажет? Ну дела!
Тата от удивления раскрыла рот:
– Неужели ж расскажет?
Мура уже успокоилась, села в кресло и закурила:
– Жалко ее… Надька ведь бездетная. Он ее по молодости заставлял аборты делать, чтобы фигуру не испортила. Зато теперь платья на ней сидят – первый сорт.
– Вот гад, – злобно цыкнула Кира и нервно забарабанила пальцами по подлокотнику – была у нее такая привычка.
– Откуда он появился вообще? Как черт из табакерки, – перебила я их, запахнув халат. Я больше не чувствовала себя неотразимой. Наоборот – нелепой в этой пахнущей чужим телом одежде. Мне было неловко и неприятно обсуждать дылду, к тому же я испугалась, что наши игры с переодеваниями теперь закончатся.
Но Муру, похоже, эта ситуация стала забавлять:
– Надьку искал. Приходит она ко мне поболтать. Наивная – ой, не могу! Любит его безумно. А он, говорит, игнорирует. Все на работе пропадает…
Тут снова вмешалась Кира:
– Нинка тоже хороша так ходить. Даже вообще-то не постеснялась чужого человека.
Я разозлилась. Накинулись на меня, будто одна я виновата.
– Я-то что? Отвернулся бы. Стоит – смотрит. А может, я ему понравилась?
– Да… ну Нинка… – растерянно захлопала глазами Тата.
– Ты ж дитя еще! А такие вещи говоришь! Ну дает! – расхохоталась Мура.
– Тоже мне… Я взрослая.
Кира хмыкнула:
– Взрослая. Ты вообще-то лифчик себе взрослый купи сначала.
Знала, как я переживала по поводу своей плоской груди. Доверилась ей, рассказала зачем-то. Дура…
Засобиралась, ушла. Так и не придумала, что ответить. Настроение у меня было плохое. Спускалась по лестнице и размышляла: почему мы дружим? Вот если разобраться? Никакой особой любви или хотя бы доверия между нами не имелось. Тата с Мурой была ближе, чем с нами. Та перед отцом ее прикрывала, одевала, советы давала, как мальчишкам понравиться. Даже когда Таткина мать померла, ну, пришли мы на похороны, конечно, цветы принесли, постояли. Потом Тата в школу вернулась – стали общаться как ни в чем не бывало: никогда про мать не говорили. Душу Тата нам не раскрывала, даже что отец бил. И когда он сразу мачеху в дом привел – тоже. Даже сблизились мы из-за этих папирос и тряпок, получается, – до этого было скучно с ней, с Татой.