Однажды на Диком Западе - стр. 2
Ко мне подошёл мужичок в костюме и шляпе.
– Очень недурно, Майк. Не ожидал от тебя такого бокса, особенно, в последнем раунде. Сегодня ты похоронил чемпиона нашего района. Вот твои тридцать долларов. Через три дня снова будут бои. Приходи, думаю, что приз победителю будет получше.
– Спасибо, мистер…
– Паркс! Кирк, тебе что, после удара память отшибло?
– Есть маленько. Сильно шумит в голове, ничего не соображаю. Надо отлежаться.
Промоутер похлопал меня по плечу, и пошёл по своим делам, а я двинулся по своим. Остановившись, стал соображать, куда же мне надо идти? Ко мне подошла эта женщина, позади которой семенила девочка, и взяла меня под руку. Так мы и пошли втроём по улице, а следом телепались оба оболтуса, бурно обсуждая «как вначале Бизон мне, а потом как я ему врезал».
В голове крутились обрывки чужих мыслей, мелькали картинки из детства незнакомого мне мальчишки, всплывали воспоминания о предшествующих событиях. Тем не менее, целостной картины знаний человека, в чьём теле я оказался, у меня не было – лишь отдельные эпизоды, в большинстве своём из детства и юности. Возможно, что за давностью лет они более глубоко прописались на ответственной за память подкорке мозга. В связи с этим пришлось осторожно расспрашивать женщину, где это я оказался.
– Этот кабан очень сильно ударил меня. Вообще ничего не помню. Расскажи, кто я и где нахожусь.
Женщина, удивлённо посматривая на меня, стала рассказывать. И то, о чём она повествовала, меня весьма озадачило. Впервые в своих реинкарнациях я оказался в другой стране. Мне вспомнились куплеты из песни одного известного барда будущего, отразившего в своей песне суть того места, куда я попал:
«А над Гудзоном тихо тучи проплывают,
В Нью-Йорке вечер наступает, как всегда.
Без денег вечером здесь делать нечего,
Здесь деньги стоит даже чистая вода!
…
А по Бродвею ходят люди-ротозеи,
Они, как правило, при шляпе и в пенсне.
Наклончик в сторону, карманчик вспоронный,
И я в Атлантик-сити еду с пормоне.
…
Здесь пистолеты применяют вместо слова,
и наплевали на придуманный закон…»
Так что именно в этом городе я оказался в мае 1847 года, только без денег и пистолета. Ничего, могло быть и хуже. Попал бы к питекантропам и чтобы я там делал? Наверное, построил бы социалистическую республику Питекантропию, если бы меня раньше не съели аборигены, не понявшие моего благого порыва.
По пути домой я продолжал расспрашивать Мадлен, так звали эту женщину, о нашей жизни.
– А кем я был раньше?
– Ты что, совсем ничего не помнишь?
– Ни бум-бум.
Она часто бросала на меня непонимающие взгляды, но исправно рассказывала о моей жизни. Зайдя по пути в бакалейную лавку, купили продуктов, благо, деньги были. Вскоре коллектив дотопал к трёхэтажному дому, в котором мы снимали меблированную «двушку». В одной комнате обитал я с этой женщиной, оказавшейся моей супругой, а во второй трое моих детей. Свободными от жильцов оставались лишь кухня и прихожая.