Одиссея. Древнегреческий эпос в пересказе Сергея Носова - стр. 4
Те песнопевцы украшали пиры. А если сегодня?
Без приглашения?
Это я для наглядности – чтобы ясен был метод.
Можно представить: шум застолья, смех, разговоры, звяканье ножей и вилок…
Вошёл. На нём не хитон, а что-то вроде хитона. В руках у него что-то вроде кифары.
Сел. Собрался. Ударил по струнам.
Отложив ножи и вилки, все повернулись к нему. Что такое? К чему? Петь будет, похоже.
Вообще-то он по жизни прозаик. Может, залом ошибся. Но это не важно. Он настроен серьёзно, он что-то хочет поведать – по-своему, от себя – без иронии, без постмодернизма; он полагает себя сказителем честным (как те), он будет стараться, – нет, здесь вам не халтура.
Все молчат. Он поёт. Все внимают.
Поёт.
Внимают.
Поёт.
– Это надолго?
– А кто его знает…
Не пора ли нам, братья, пересказать «Одиссею»?
Не растекаясь мыслью по древу. Соблюдая известный порядок. Избегая, если удастся, сумбура. Собственного воображения ничуть не страшась.
Представляя, как было.
Своими словами.
Для начала по примеру Гомера поприветствуем Музу. Но, конечно, по-своему (Муза-то наша):
– Муза, Муза! Будь снисходительна к нам, неумехам, невеждам. Мы тебе доверяем. Веди!
И – вперёд!
Вернее, назад – в глубь веков, тысячелетий; время, впрочем, обозначится точно: десять лет после падения Трои.
А что Трою десять лет осаждали, это мы помним, конечно.
Часть первая Телемах: поиск
Гость Телемаха
Остров Итака. Но не царствует здесь уже Одиссей. Одиссей не вернулся с Троянской войны. Годы идут, но нет Одиссея. И нет вестей от него. Никто не знает, погиб он или живой.
Пенелопа, уставшая ждать, назвать себя вдовой ещё не готова. Со страхом глядит на обнаглевших людей, называющих себя её женихами. Они приходят к ней в дом, как к себе (это в дом Одиссея!), сдвигают столы, шумно в кости играют, забивают без спроса быков, режут свиней, пьют без спроса вино, насыщаются мясом без меры, громко кричат, веселятся, хохочут, пляшут, поют, хвастовству предаются, нагло спорят, кто станет мужем её – каждый мнит себя с нею на супружеском ложе.
Тяжело это видеть сыну её Телемаху. А ведь он, Телемах, – сын Одиссея (так мать ему говорила, но, по правде сказать, в этом он – на сегодняшний день – пока не сильно уверен).
Шумные пиры здесь длятся до самой ночи. Вот и теперь, лишь когда тьма опустилась на землю и море, разбрелись по домам утомившиеся женихи. Отоспаться – а завтра снова на пир.
Телемах, всех проводив, идёт через двор в свои покои. Дорогу ему освещает старая верная Евриклея. Эта женщина вырастила Телемаха, никто не способен так сильно любить его, как любит она. Для неё Телемах всегда будет ребёнком. Сейчас он свою дорогую тунику ей передаст, бережно расправит её Евриклея и повесит, как всегда, напротив ложа. И поспешно уйдёт.