Одиссея. Древнегреческий эпос в пересказе Сергея Носова - стр. 15

Глашатай Медонт рассказал обо всём Пенелопе. Заплакала мать: уплыл в неизвестность, даже не предупредил. Как ни посмотри, всюду угрожает её сыну опасность – или бурное море, или в коварной засаде злобные женихи.

Евриклея пала на колени, созналась, что знала об отплытии Телемаха, но он взял с неё клятву не говорить матери двенадцать дней, если сама не прознает раньше.

Вечером Телемах и Писистрат достигли на своей колеснице Феры, там и переночевали у Диокла, царя. В песне, дошедшей до нас, помимо сего, ничего не поётся.

Вечером следующего дня достигли Лакедемона и сразу попали на праздник, причём двойной. Царь Менелай провожал свою дочь в Фессалию, она выходила за Неоптолема, сына Ахилла; одновременно свадьба справлялась – женился Мегапент, его любимый сын, рождённый рабыней (а что делать, когда Елена в стане врагов, да и вообще мальчиков ему не рожала?).

Когда царю доложили о прибытии двух неизвестных, он велел звать.

Но прежде, чем присоединиться с дороги к пирующим, молодым людям надлежало пройти омовение, а точнее, купание – потому что не в ваннах, но в просторных купальнях. Рабыни их искупали-омыли, нарядили в чистые одежды и проводили в залу.

Пир был в разгаре. Пели певцы, танцевали танцоры.

Менелай позвал подойти и посадил рядом с собой.

Сначала надо накормить и напоить гостя, а прежде того нельзя донимать его расспросами, кто он, откуда. Но и гостю неприлично рассказывать о себе, прежде чем его не спросит хозяин.

Зато прилично хозяину рассказывать о себе, о своём доме, о своих подвигах.

Разговор с того начался, что услышал Менелай слова восхищения богатством его дома, один признавался другому (Телемах – Писистрату), что будто бы он у Зевса самого на Олимпе, так всё роскошно – и золото здесь, и серебро, и янтарь, и слоновая кость… Это услышав, Менелай возразил: богатства Зевса непреходящи, точно так же, как и сам он бессмертен, – нам же, смертным, с богами мериться, юноши, никак нельзя. Так он сказал. А богатства этого дома – это всё наживное, всего лишь плата за те невзгоды, что перенёс он, Менелай, никогда не боявшийся идти навстречу опасностям, где бы ни случилось ему быть – у стен ли Трои, в открытом ли море или в Египте. О том рассказал Менелай, только с одной оговоркой: много несчастий он перенёс, но все эти беды просто ничто по сравнению с тем, что выпало другому царю – царю Одиссею. Он один до сих пор не вернулся с войны. А каково это томиться двадцать лет, не ведая, жив он или мёртв, изо дня в день, из года в год ждать и плакать – престарелому отцу его Лаэрту, жене его Пенелопе, сыну его Телемаху, которого он младенцем оставил!..