Одиночка. Честь и кровь: Жизнь сильнее смерти. Честь и кровь. Кровавая вира - стр. 118
– Он сын князя, – вскинулся Дато. – Есть вещи, которые ему делать не нужно.
– Это если он дома. А ежели в походе? – тут же нашелся парень. – Хочешь, чтобы сын твой себя здоровым человеком считал, не мешай и не жалей. Точнее, жалеть можешь, сколько сам хочешь. Только сделай так, чтобы он этого не знал и не видел. Только так его к нормальной жизни вернуть можно.
– Ты говоришь так, словно сам без руки ходил, – помолчав, проворчал князь.
– Я, княже, в казачьей станице родился. А там всякие были. И безрукие, и безногие. И все себя воями считали, – огрызнулся Елисей.
– Не сердись, бичико, – сообразив, что ляпнул что-то не то, повинился князь. – Просто сердце за сына болит. Его не станет, что тогда будет? Кому все оставлю? Род прервется, беда будет.
– Вот потому я и решил помочь тебе, Дато батоно. Казаки ко всему привычные, а Ильико в царском дворце служил. Ему настоящая боль неведома.
Князь снова завелся, чтобы возразить, но сообразив, что парень прав, медленно выпустил набранный в грудь воздух сквозь плотно сжатые губы и, покачав головой, буркнул:
– Тебе, Елисей, только в политики идти. Любого уговоришь.
– Казак я, княже, – рассмеялся парень. – Казаком родился, казаком и помру. Ты лучше скажи, купца того искать перестал, или шустрят еще люди твои?
– Ищут, – мрачно кивнул князь. – Спрятался где-то, шакал. Когда его в столице арестовали, думал, всё. В тюрьму посадят, своего человека пошлю, он дело сделает. Нет, отпустили. А когда мои люди в его дом пришли, он сбежал уже. Где теперь, не знаю. Ищут.
– Плохо ищут, если он набрался наглости в Пятигорске появиться, – буркнул в ответ Елисей, машинально потерев пострадавший бок.
– Ай, не говори, – взмахнул рукой князь. – Сам, когда узнал, чуть их не пристрелил. Пойдем в дом, бичико. Нино с утра что-то на кухне затеяла. Для тебя старается, – добавил он, лукаво покосившись на парня.
– Добрая хозяйка будет, – вежливо кивнул Елисей.
– Слушай, Елисей, не пойму я. Она тебе что, совсем не нравится, да? – вдруг спросил князь, разворачиваясь к нему всем телом.
– Нравится, – честно признался Елисей, глядя ему в глаза. – Да только ты сам сказал, что хочешь ей жениха знатного и богатого. А я кто?
– Вай-ме, шени деда![1] – выругался Дато, схватившись за голову. – Это, ра-квия[2], я ее счастливой видеть хочу, а что сказал, забудь. Дурак был. Мне Котэ прямо сказал, что дурак я. И что нравишься ты ей. Что скажешь?
– А что я могу сказать, Дато батоно? – растерялся Елисей от такой прямоты. – Да, она мне сразу понравилась. Потому и подарок ей выбирал такой, чтобы красоту ее показать. Да только Нино – княжна, а я простой казак, получивший дворянское достоинство. Разве ты согласишься за такого ее отдать? Да и из крепости я никуда уехать не могу. Сам знаешь, там школа у меня, и перевозить ее куда-то нельзя. Мне мальчишек учить надо.