Одиннадцать кошек - стр. 62
На лице Машеньки появилось непривычное упрямое выражение. Выдохнув, она посмотрела строго и сказала тихо, но твердо:
– Никто и не говорит про всех. Но ей ты поможешь. Потому что я тебе велю.
– Так нечестно! Ты не должна меня заставлять! – вскинулся Дмитрий. – Мне все не просто так дается, между прочим – знаешь, как это больно, отвратительно, грязно и вообще, столько сил придется потратить... Я не хочу, неужели не понимаешь?
– Разве я часто тебя о чем-то прошу?
– Нет. Если бы речь шла о тебе, я бы все что угодно сделал. А ты пользуешься моим положением и издеваешься, – произнес он с укором.
– Не дави на жалость, – отрезала Машенька. – Просто сделай, как я говорю. Мне это нужно, и тебе, кстати, тоже.
– Да не нужно мне это. – Он вздохнул горестно, покосился на нее – не передумает ли, развернулся и вышел, скрипя зубами от досады.
***
Дверь захлопнулась, щелкнув замком, и в квартире наступила такая тишина, что Инга нарочно шаркнула тапочкой – убедиться, что внезапно не оглохла. Рыжий кот, сидевший на пороге комнаты, навострил уши на звук.
– Вот, Пряник, теперь точно мы с тобой остались одни, – сказала Инга коту.
Голос прозвучал жалобно, и ей стало противно. Чего, в самом-то деле, она ожидала? Что он бросит все дела, разведется с женой и будет утешать, держа за руку, и наблюдать, как болезнь сперва ее изуродует, а потом сведет в могилу? Ладно хоть пообещал возместить расходы, даже на это она не особо рассчитывала.
Вспомнив скорбное выражение, возникшее на его лице, когда Инга озвучила свой диагноз, она усмехнулась. Стоит людям услышать слово «рак» – и сразу начинают смотреть на тебя с подчеркнутым сочувствием, говорить вполголоса или с нарочито бодрой интонацией. Держись, мол. Ты, главное, не теряй надежды. Только все равно понятно, что с тобой заранее прощаются, мысленно вычеркивают из списка тех, с кем можно повеселиться вечерком, и впредь, упоминая в разговоре твое имя, непременно добавят: «какой кошмар!»
– Так, все! Ушел – и хрен с ним, ветер в спину. Все равно не до него сейчас, – одернула себя Инга и решительным шагом направилась в кухню.
На столе остывал ужин на двоих. Запахи защекотали нос, но вместо аппетита вызывали тошноту. Вид нетронутых тарелок, столового серебра и бокалов нагонял тоску, букет темно-красных роз казался насмешкой. Один лепесток упал – словно пятно подсохшей крови на белой скатерти.
Инга поежилась, собрала ее за углы, со звоном стряхнула все в кучу, связала в узел и вынесла из квартиры. С трудом, но упихала в мусоропровод – еда, посуда, ваза и скатерть с грохотом полетели вниз.