Одиннадцать дней вечности - стр. 16

– Анна, в чем дело? Ты же сказала, что научилась понимать ее? – обернулся он к служанке, но та только молча развела руками, с испугом глядя на меня. – Да объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит?!

Я объяснила бы, если бы могла говорить. Да и то, должно быть, не сумела бы промолвить и слова, потому что… Потому что передо мной стоял Клаус.

Нет, все же не он, поняла я, чуть оправившись от потрясения.

Того же роста и сложения, но, должно быть, немного легче в кости. Или просто моложе, сложно сказать… Волосы чуть темнее, длиннее и причесаны иначе, а вот глаза те же, только взгляд другой – настороженный, тревожный и отчего-то недоверчивый. А еще у Клауса не было такой вот тревожной морщинки между густых бровей. Складку у рта помню, отчего-то горестную – у этого почти такая же, – а морщинки не было, точно… И глаза Клаус так не щурил даже на солнце. Вернее, щурил не так… Мне показалось, будто этот мужчина способен смотреть на солнце, не мигая, а прищур этот – вовсе не от яркого света.

И еще – почему-то я заметила это в последнюю очередь – он не скинул тяжелого дорожного плаща. Тот полностью закрывал его от правого плеча до пят, и я удивилась – отчего так, неужто принц левша? Ну а потом взгляд мой выхватил еще одну деталь, и все стало на свои места.

Правое плечо этого мужчины было заметно выше левого, а спина… Он был горбат и, должно быть, сухорук, иначе к чему прятать половину тела? Однако двигался он так быстро и легко, что невозможно было заподозрить в нем калеку до тех пор, пока взгляд не падал на уродливый горб.

Мне, однако, удалось взять себя в руки и даже сделать реверанс.

– Это, должно быть, от неожиданности, – скрипучим голосом выговорил лекарь. – Я же предупреждал, ваше высочество, что не следует врываться к гостье, кем бы она ни была, без предупреждения. Вдобавок девушка перенесла тяжелую болезнь, а до того – какое-то сильное потрясение, а это не могло не сказаться на ее нервах…

– Да, я сглупил, – негромко ответил принц и взглянул на меня в упор глазами Клауса, но чужим взглядом, холодным и острым, как осколок льда. – Надеюсь, гостья простит мне мою бесцеремонность. Мне не терпелось удостовериться, что с нею в самом деле все в порядке. Увы! В этой глуши я растерял все манеры, что прививали мне с детства, а потому повел себя непозволительно.

Я опустила глаза и склонила голову – дескать, в своем доме хозяин волен поступать как угодно.

– Вы, ваше высочество, довольно долго пробыли при дворе, – напомнил мастер Йохан, – и у вас было время освежить манеры.

– Мне было несколько не до них, – бросил тот через плечо и, обойдя меня, будто статую, подошел к столику у окна. – Анна сказала, ты рисуешь днями напролет, так?