Размер шрифта
-
+

Одинаковые - стр. 47

– Нет, не слышу, – он схватил ее за плечи. – Не хочу я этого слышать! Что мне от такой твоей любви?

– Митька, давай не усложнять, пожалуйста, – Настя медленно высвободилась из его рук. – Я тебе ничего не обещала и не обещаю. Приходи, когда хочешь, чувствуй себя здесь как дома. Но только на правах друга. Во всяком случае, пока. А там жизнь покажет.

Митька постоял, обернулся, видно, хотел что-то ответить, но, передумав, резко отвернулся и пошел к калитке. Анастасия удрученно глядела ему вслед, но тоже молчала…

Уже открыв калитку, Дмитрий обернулся.

– А крыльцо у тебя совсем покосилось, и дверь у сарая сорвалась с верхней петли. Я в субботу приду, сделаю. А то все развалится без хозяйских рук.

Настя облегченно выдохнула, поняла, что он не сердится, и легко улыбнулась ему вслед.

– Спасибо! Чтобы я без тебя делала? Митька, мир? – крикнула она, улыбаясь.

– Да мир, мир, – махнул он рукой и, расправив плечи, зашагал к своему дому.

Было далеко за полночь, когда Настена, наконец, добралась до кровати. Уже лежа на прохладной подушке, она, засыпая, прошептала: «День и ночь – сутки прочь… Все. Спать…»

Глава 12

Павел, поселившись на заимке, трудно привыкал к новому быту. Все непривычное казалось ему неправильным, неудобным, неприятным. Трудная крестьянская работа тяготила, отсутствие городских удобств поначалу ужасало, одиночество пугало. Но ведь не зря говорят, что человек ко всему привыкает: и к хорошему, и к плохому. Просто к хорошему привыкаешь быстрее, а к плохому – труднее, медленнее. Но потом перестаешь думать, страшиться и хмуриться, а только делаешь то, что нужно, и постепенно втягиваешься, обживаешься, смиряешься. Все, что доставляло неудобство и затруднение, незаметно становится естественным и обычным.

Первый день после своего приезда Павел плохо помнил. Как в немом кино мелькали черно-белые кадры хитрой памяти, осмыслить которые никак не удавалось. Он только помнил, что ужас – первое чувство, поселившееся в голове после приезда.

Выйдя утром во двор, огороженный высоким частоколом, мужчина с интересом огляделся: огромная территория, заросшая сорняками, дикой ромашкой, крапивой. Прямо возле крыльца расположился большой рубленный колодец с ведром, прикрученным к высокому валику с ручкой. Павел подошел ближе, открыл потемневшую деревянную крышку колодца и, отчего-то волнуясь, заглянул внутрь. Где-то далеко-далеко внизу плескалась вода, остро пахло сыростью и прелью. Павел, наклонившись, зачем-то крикнул: «Эй!»

Гулкое эхо, уставшее от вечного одиночества, радостно подхватило его окрик и ответило раскатистой россыпью: «Э-э-э-й-й-й-й-й-й!»

Страница 47