Один талант - стр. 35
Мужчины кивнули. Достойно. Без вот этого привычного прогиба, присюсюкивания, без внутреннего матюка, без плевка в спину сквозь дырку, оставленную выбитым зубом.
Ехали тихо. Снова без музыки и не быстро. Ночь не была темной. Луна, как зоновский прожектор, освещала дорогу, кустарник и детей… Хлопцев, что спали в этих самых кустах.
– Почему тут спят? – спросил Савелий.
– Семь лет, десять лет. Взрослый. Взрослый живет сам. Умеет сам, возвращается в деревню. Умеет сам, приносит в деревню голову врага. Потом женится. Много жен, много детей… А корова не умрет, – сказал Питер.
– Я знаю. Она никогда не умрет, – кивнул Савелий.
Поговорили.
Язык – всегда свидетель. Опасный. В нем все, что было и чего не было. У Сталина был социализм, а у Зощенко – язык. Кому верить? Или вот «блат», «дефицит», теперь еще «откат», «распил»… Никто не слышит? Не слышал, что нет и не было в языке ни изобилия, ни реформ. Ничего…
«Книги тебе жизнь испортят», – предупреждал Первый. Был, как всегда, прав.
Не сразу, не быстро, но пришло это. Как будто в голову переводчика посадили. В середине девяностых, когда Первый только пристраивал Савелия к делу, глотались в разговорах-терках только матюки. Первому было можно, Савелию – ни-ни. Он глотал их легко, в паузах. Пока слово проходило через пищевод, успевал подумать, сообразить, переформулировать, соврать, да.
Перед условными своими, конечно, не стеснялся. Перед условными своими первым был он, Савелий.
Кто сверху, тот может и по правде сказать, с матушками и прочими суками. На высоких этажах – свобода. Так казалось.
Пролез, прополз, Первый протолкнул и крепко за задницу держал. И вот накося-выкуси.
Чем выше, тем хуже, тем туманнее. Из порожнего в пустое и обратно.
Савелий Вениаминович речи толкал и сам удивлялся: неужели верят? За чистую монету вот это всё, да?
За окном раздолбанные дороги, расписанные трещинами хрущевки, канализационные коллекторы, в которых тонут машины и люди. Снег – стихийное бедствие. Дождь – грязевые потоки. Дети на улицах не гуляют. Страшно, темно, стаи бродячих собак и смелых бомжей. А он говорит: «Мы достигли стабильности, реформа коммунального хозяйства позволила модернизировать триста метров труб. Социальные гарантии пенсионерам вывели эту группу в средний класс… Модернизация транспорта позволила решить проблему…»
Когда Савелий Вениаминович все это произносит, ему плохо. Знает, что голый король. Голый король в системе других голых королей. Но все молчат. Нет ни детей, ни других желающих лезть на рожон.
Оппозиция зато есть. Тоже со словами: «Мы настаиваем на изменении характера экономики региона. Мы не должны быть сырьевым придатком. Электронные технологии – это тот путь, который спасет страну…»