Один счастливый день - стр. 37
– А ну-ка не вертись на горшке! Будет он тут мне!
Это брезгливо зашла нянечка проверить.
– Покакал?
Из комнаты не выпускают, пока не испражнишься. Но разве можно сделать это против своего желания? Одновременно и вместе с другими? Когда тебе самому совсем не хочется?
– Молодец, Адрюша. Иди.
– А ты что, Леночка? Ну вот, хотя бы пописала. Ладно, ступай.
А я так и сижу. Я не умею тужиться. Что это вообще значит «тужься!»? Дома мне так не говорят. А в соседней комнате жизнь: там какие-то пластмассовые игрушки и, кажется, большая желтая машина с синим кузовом. Но попасть туда нельзя, пока не испражнишься. Других детей отпускают, а меня нет. Они пописали или даже покакали. Или как-то дали понять, что не могут этого сделать сейчас. Но как же им удалось убедить в этом воспитателя? Какой хитростью? Почему их уже отпустили играть, а меня еще нет? Кажется, это первые серьезные мысли в моей голове. И первое социальное унижение.
У входа в ясли было какое-то выделенное место для прогулок детских групп, песочница, что ли? Раньше я помнил, что там было на месте этих более поздних детских площадочных приспособлений, но давно забыл. Там, кажется, мы и гуляли вечером в ожидании родителей. Но ничего этого я в точности уже не помню. День в яслях был очень длинный и к вечеру память переполнялась до отказа. Вначале я бесконечно долго переживал, что мама оставила меня здесь и что она никогда не вернется. Постепенно горько смирялся с этим. И начинал жить своей жизнью. Один. Без мамы. Много раз успевал поиграть, поесть, поспать, поплакать и порадоваться, наверное. Я погружался в одиночество: друзей в яслях у меня не было. Главное воспоминание – это пожарная лестница и портик: желтая колонна и каменные ступени, которые я вижу мысленным взором даже сейчас. Может, я и полез потом высоко на ту лестницу, чтобы как-то изменить свое прошлое, перебороть унижение? Ясли – моя первая чужая дверь, за которой мне не дают жить чужие непредсказуемые люди с их необъяснимо враждебным поведением.
Когда возникает счастье? Когда мама вечером все же приходит за мной? Наверное. Но это не счастье, чистое и свободное, а тихое удовлетворение. Подтверждение того, что я был прав, когда утром не отпускал ее. Я бегу к ней навстречу, когда она появляется из-за угла, бросив все, что было в руках. Я плачу от радости. Это восстановление правильного порядка вещей. Возврат устоев. Это возможность наконец успокоиться и расслабиться, вернуться с ней домой вверх на пятый этаж из неприветливого мира, где всегда надо быть начеку. Где у тебя то игрушку из-под носа уведут, то стукнут сзади, то повалят, то грубо накричат ни за что ни про что. Дома можно играть спокойно и медленно. Выстраивать мой мир, как мне хочется. Можно спать с любимым коричневым мишкой или без него. Но знать, что мишка – только мой, что он «за меня».