Один лишний труп - стр. 3
– Да, сэр, – ответил юноша со сдержанным достоинством и довольно кротко, хотя Кадфаэлю и показалось, что он подавил в себе зародившийся смешок.
Когда брат Освальд засеменил прочь, голубые глаза Годрика следили за ним, пока он не скрылся из виду, а затем обратились к Кадфаэлю. Его овальное лицо с широким решительным ртом было серьезным и даже хмурым, хотя до этого, похоже, паренек часто смеялся. Увы, подумал монах, в такие неспокойные времена и самым беспечным не до смеха.
– Идем, поглядишь, какая тебе предстоит работенка, – добродушно сказал Кадфаэль, воткнул лопату в землю и повел нового помощника по окруженному забором саду, показывая ему овощные грядки, травы, которые наполняли воздух пьянящими ароматами, рыбные пруды и гороховые поля, спускавшиеся почти к самому ручью. С полей, которые были засеяны первыми, уже убрали урожай, и только высохшие стебли желтели под солнечными лучами. На тех же, что были засеяны позднее, стручки уже налились полновесным горохом.
– Все это нам надо собрать сегодня и завтра, а то при такой жаре стручки могут и за день усохнуть. А с тех полей, где горох уже собран, нужно убрать сухие стебли. Возьмись-ка для начала за это, вместо меня. Ты их не выдергивай, срезай серпом, только поближе к земле. А корни мы запашем – это славное удобрение, – говорил Кадфаэль приветливо и непринужденно, чтобы отроку было легче освоиться в новой, непривычной обстановке. – Сколько лет тебе, Годрик?
– Семнадцать, – отозвался юноша хрипловатым голосом.
Если и семнадцать, – подумал Кадфаэль, – то, верно, совсем недавно стукнуло. А землица здесь тяжелая, пусть пока займется чем полегче, а там видно будет.
– Усердия мне не занимать, – промолвил Годрик, словно угадав мысли Кадфаэля и слегка обидевшись на него. – Я многого не знаю, но буду делать все, что ты велишь.
– Значит, так тому и быть: начни-ка с гороха. Сухие стебли сваливай в кучу в сторонке – из них выйдет хорошая подстилка для хлева. А корни пусть отправляются обратно в землю.
– Словно люди, – неожиданно сказал Годрик.
– Да, как люди, – отозвался Кадфаэль.
Слишком много народу преждевременно уходило в землю теперь, во время братоубийственной войны. Монах приметил, что отрок почти непроизвольно повернул голову и неотрывно смотрит через сад и крыши аббатства – туда, где в облаке дыма высятся выщербленные стены замка.
– У тебя там родня, а, малый? – участливо спросил Кадфаэль.
– Нет, – торопливо ответил юноша, – но я не могу не думать о защитниках замка. В городе поговаривают, что он долго не продержится – падет не сегодня-завтра. А ведь они там, конечно же, стоят за правое дело! Перед смертью король Генри заставил своих баронов признать императрицу Матильду наследницей английского престола, и все они присягнули ей на верность. Она была единственным его ребенком, оставшимся в живых, – и она должна стать королевой. И тем не менее, когда граф Стефан, ее кузен, самочинно короновался, многие лорды примирились с этим и забыли о своих клятвах. Разве это справедливо? По-моему, правы те, кто сохранил верность императрице. Как можно оправдать измену? И чем можно оправдать притязания графа Стефана ?