Один день диверсанта - стр. 4
– Здравствуйте Антон Сергеевич, рад видеть. – Гозберг поприветствовал старшего оперуполномоченного оперативного отдела капитана Ковалёва.
– Привет, привет Солохон Абрамович, как дела, что нового? – сказал Ковалёв, встал и закрыл дверь кабинета на замок.
– Много чего нового, много, исправленцы же как дети, постоянно что-то шкодят, что-то мутят, всё хотят мимо администрации проскочить, но тёмные силы оперативного отдела всегда на стороже.
– За что и ценим тебя Солохон Абрамович. – сказал Ковалёв, потом включил свой планшет и начал запись агентурного сообщения в электронном деле агента № 001562 под псевдонимом «Ветров».
Ковалёв и Гозберг по своей сути были два сапога пара, поэтому для приличия, как обычно, обменялись любезностями и прощупали настроение друг друга. Гозберг был единственным агентом Ковалёва, которого он называл по имени и отчеству, причём заслуженно. Солохон Абрамович порой выдавал такую информацию по исправительному центру и исправленцам, что один раз в три месяца его лично вызывал сам начальник центра, естественно тоже под легендой, чтобы лично знать оперативную обстановку на объектах.
Ещё одной причиной вежливого общения было то, что электронный браслет на ноге постоянно записывал все разговоры и по зашифрованным каналам связи отправлял всю информацию в Управление «Ъ», которое находится в Москве. Гозберг знал про это, так как это было прописано в пункте № 9 контракта о сотрудничестве с оперативным отделом информационного центра.
С одной стороны, это было хорошо, так как у агента-исправленца есть гарантии, страховка и государственная программа защиты негласного сотрудника. С другой стороны, это было плохо, так как это ограничивало в возможностях заниматься преступной деятельностью в исправительном центре, для своих личных и корыстных нужд.
О том, что электронные браслеты записывают разговоры, знают все исправленцы, но со временем бдительность и осторожность ослабевают. Рыбий язык уходит на второй план, когда ты общаешься со своим другом, которым для многих является Солохон Абрамович. Прогресс шагнул вперёд, но принципы оперативной работы остались прежние, так как язык жестов глухонемых стали изучать все наповал, а бумага, карандаши, ручки и самоучители жестов глухонемых приравнивались к оружию и наркотикам.
Единственная официально разрешённая бумага была только у сигарет и для самокруток. От табака не уйти не при каких законах. Но не за горами времена, когда агентуру исправительных центров снабдят видеонаблюдением, встроенным в глаза, по крайней мере в искусственные, а в сигаретах вместо бумаги будет пластик. А пока всё по-старому – оперативник, агент, информация, реализация. Хотя, откровенно говоря, и с видео-глазами вряд ли что поменяется в оперативной работе исправительных центров.