Одесский юмор. Рассказы, миниатюры, афоризмы - стр. 9
Я галантно отодвинул ей стул. Она встала и поклонилась. Потом начала садиться.
– Стул! – напомнила она, не оборачиваясь.
Поскольку слово «стул» теперь ассоциировалось в моей уже не работающей от страха голове исключительно со словом «отодвиньте», я его опять отодвинул. Она начала садиться на пол. Я автоматически подставил руки… Почувствовав их у себя на бедрах, пианистка взвизгнула и отскочила.
В зале прошел шумок. Там уже, наверное, давно обратили внимание, что, пока скрипач предается своему возвышенному искусству, какой-то молодой нахал у него за спиной сначала подрался с его аккомпаниаторшей, а теперь прямо на глазах у публики начал к ней грубо приставать. Я готов был провалиться сквозь сцену.
Дальнейшее плохо отпечаталось в моем сознании. Помню только, что, кажется, и дальше я все делал наоборот: переворачивал страницы, когда не нужно было переворачивать, и не переворачивал, когда было нужно. Двигал стул вперед, когда пианистка пыталась встать, таким образом припечатывая ее к роялю, и двигал его назад, когда она пыталась сесть, каждый раз ловя ее уже у самого пола.
Естественно, что после окончания каждого произведения музыканты, несмотря на аплодисменты, сразу же убегали за кулисы, чтобы хоть как-то перевести дух от этого кошмара. Но я оставался на сцене! Таким образом, получалось, что все аплодисменты доставались мне и я каждый раз долго и церемонно раскланивался…
Но все это были, как говорится, цветочки по сравнению с финалом нашего выступления.
– Паганини, – объявила ведущая. – «Вечное движение».
– Умоляю!.. – наклонилась ко мне пианистка. – Вы только ничего не делайте! Мы сами все сыграем. Просто сидите тихо. А еще лучше вообще отодвиньтесь!..
Музыканты начали играть, а я начал отодвигаться, естественно, вместе со стулом, издавая при этом страшный скрип. Пианистка гневно глянула на меня. Я отодвинулся еще дальше. Она опять посмотрела. Я опять отодвинулся. Потом еще и еще… Таким образом, пока они играли, я проделал довольно неблизкий путь от центра сцены в ее конец и очутился на самом краю.
В зале недоуменно перешептывались. Потом-то я понял причину. «Ну правильно, – размышляли там. – Великий Паганини, наверное, что-то имел в виду, назвав свою пьесу «Вечное движение», но зачем нужно иллюстрировать это гениальное произведение бесконечной ездой по сцене, да еще верхом на скрипучем стуле?!»
– Да когда же это наконец закончится?! – не выдержал скрипач и, прервав исполнение, сделал шаг в мою сторону, собираясь, по-видимому, оторвать мне голову.
Я в ужасе отпрянул назад… И вместе со стулом полетел со сцены в зрительный зал.