Одержимый сводный брат - стр. 7
– Это вряд ли произойдёт скоро, – издевательски отзывается он, – по крайней мере, пока у твоего любимого опекуна не закончатся деньги. А их, ты знаешь, птичка, хватит ещё на несколько жизней вперёд.
Птичка...
Внутри меня всё закипает, но Егору до меня нет уже никакого дела. Кивнув другу, он тут же разворачивается и начинает уходить.
Птичка.
С невероятно красивыми распахнутыми крыльями, которые рассекают с обеих сторон прутья клетки, пробивая насквозь и ломая их.
Эта картина прямо перед глазами, выбитая чёрными красками на загорелой коже его внушительной спины.
Его татуировка – птица в клетке – я.
3. Глава 2. Лина
Мусорка – вот, где место его футболке.
Я даже не ленюсь сделать круг, чтобы выкинуть её у главного входа, где смогут увидеть не только те, кто стал свидетелями всего представления, но и сам Егор, который точно пройдёт здесь в конце дня.
Детский поступок, согласна, но по-другому я не могу тягаться с Егором. И дело здесь даже не в физической силе, он никогда меня и пальцем не тронет, а вот морально… Я не настолько искусна в плетении интриг, как он. Не имею власти и статуса, в сравнении с ним – я никто. Поэтому только и остаётся делать ему маленькие пакости, которые его невероятно нервируют, хотя он даже и не знает, кто перекладывает постоянно его ключи от машины, вырубает предохранители в его комнате, чтобы на утро он ворчал и пенял на очередной глюк не зарядившегося телефона, которые ему очень часто приходится менять, или разливает спиртное в салоне его автомобиля перед знойным утром, чтобы его встречал невероятный аромат. Да, я научилась быть незаметной, маленькой занозой, которая ему мешает, а найти никак не получается.
Конечно, это смешно, по сравнению с тем, что он сотворил со мной и моей жизнью, но каждый раз, слыша его гневные ругательства, мне становится чуточку легче.
Красивый, сексуальный и необычайно совершенный Егор Кайманов стал моим непрекращающимся кошмаром. От него можно сходить с ума ровно так же, как и ненавидеть. Год назад моя голова кружилась только от одного его взгляда, захватывало дух от его голоса и этой кривой греховной ухмылки, а как подкашивались ноги и спотыкалось сердце при каждом его «Лина». Я была зависима им, с немыслимым трепетом ожидая каждого нового дня, чтобы увидеть его, теперь же… Теперь я с ужасом открываю глаза по утрам, молюсь, чтобы мы лишний раз не пересекались в столовой за завтраком и вздрагиваю каждый раз, когда его обволакивающий хриплый голос издевательски тянет это ненавистное – «Птичка».
Меня передёргивает: нет, это слишком для одного дня. Воспоминания мне точно сейчас не нужны. Те двадцать четыре часа отобрали у меня чересчур много, они были слишком прекрасны и одновременно ужасны, чтобы навсегда себе запретить возвращаться туда. В тот день и в ту ночь, что выпотрошили из меня жизнь.