Размер шрифта
-
+

Одержимые наследники. Дамасский жасмин. Книга третья - стр. 17

Васель прошел вглубь помещения, увидев посреди комнаты, на огромном диване, голого спящего сына в объятиях двух рыжеволосых дешевок. Бросил быстрый взгляд на журнальный столик. Пустая бутылка виски, белые хлопья, рассыпанные пылью по стеклянной поверхности, журнал, раскрытый на определенной странице, с уродливыми волдырями от попавших на лощеный глянец щедрых капель– то ли воды, то ли алкоголя, то ли чего– то еще…

Хлопнул в ладоши. Первыми ожили две потрепанные нимфы, при виде постороннего мужчины, заметно стушевавшиеся спросонья и бросившиеся тут же наутек, в соседнюю комнату, в поисках своих вещей. Васель проследил за ними с бесстрастным выражением лица. Кашлянул. Наконец, в движение пришел и Микаэл, насилу разлепивший глаза. Увидев отца, сильно дернулся, тут же пытаясь найти что– то, чтобы прикрыться. Васель поморщился. Бросил ему рубашку, валяющуюся на полу, белой тряпкой капитулянта.

– У тебя пять минут, чтобы принять душ и превратиться из животного в подобие человека… Я жду в кабинете… И лучше тебе не заставлять меня ждать долго…


Микаэл действительно не заставил отца ждать. Зашел в кабинет. Плюхнулся на диван, громко выдохнув. От него сильно разило перегаром. Лицо был немного опухшим после оргии, голос хриплым, глаза красными.

Васель сидел в его кресле, ритмично покачиваясь. Внимательно смотрел на сына. Напряженное молчание затянулось. Его прервал Микаэл.

– Ну, давай… Говори мне, какой я мудак… Ты ведь так любишь это делать…

Но Васель, продолжал молчать… Просто прожигал сына своими пронзительными голубыми глазами… Казалось, думал…


– Знаешь, Мика, почему твоя мать так не любит этот дом? – спросил вдруг, казалось бы, на совершенно постороннюю тему.

Микаэл внимательно посмотрел на отца, зная, что его вопрос не предполагает ответа… Увейдат начал свой поучительный диалог. Что ж, придется хотя бы для вида его выслушать…

– Я нечасто говорил с тобой об этом… Мне казалось это неудобным, неприличным… Но… Ты и сам прекрасно сейчас понимаешь, что у нас с твоей мамой в жизни были разные периоды… так вот, когда– то я точно так же, как ты, сходил с ума в своей одержимости… Я маниакально хотел растворить ее в себе, сделать своей неотъемлемой частью, сделать так, чтобы она дышать не могла без меня… Мне казалось, я любил так сильно, что за такую любовь ей стоило быть благодарной… Я сам не видел, сколько боли ей причинял… Этот дом почти стал ее клеткой… Да, нам было с ней хорошо… Думаю, в тех же ситуациях и обстоятельствах, что и тебе было хорошо с твоей танцовщицей, но в остальном, я только намного позже понял, сколько боли я ей давал в этих стенах… Даже не физической, хотя, признаюсь, и это было, моральной… душевной… А когда она вырвалась, точно так же, как ты, начал уничтожать себя, думая о том, что упустил по неосмотрительности, горячности и неправильной расстановке приоритетов… Разница была лишь в том, что власть, свалившаяся на меня, необходимость выводить страну из войны, накладывала свой отпечаток, заставляла быть ответственным, уходить от личных проблем, сублимируя их государственными… Возможно, таковой была моя судьба, будь она рядом, я бы не мог посвящать себя, так много и так отчаянно, только стране… Я работал сутками напролет, делая все, чтобы только не думать о ней. Засыпал прямо на рабочем месте, а она настигала меня, даже во сне… Это была пытка, гребанная пытка… Думаю, сейчас ты испытываешь нечто похожее… Не дай Аллах это испытать никому… Что, скажи, уже дошел до того, чтобы нанимать людей за ней следить?

Страница 17