Одержимость. Любовь Зверя - стр. 56
В отряде меня приняли ровно, выделили дальнюю кровать, помогли принести матрас, ввели в правила и довольно конкретно объяснили, что «косяков» не потерпят, потому что среди отрядов шла довольно плотная конкуренция. Все копили баллы, пытались выслужиться, доказать эффективность системного перевоспитания, чтобы суметь выйти по УДО. Нужно быть тише воды, тогда и проблем не возникнет.
Закрыла тумбу, продолжая сидеть на корточках. А как хотелось рухнуть на кровать, обнять подушку и расплакаться. Но нельзя…
Чувствовала, что эта посылка от него. Знала. Просто некому больше.
Можно выбросить, раздать, заявить протест и отказаться, чтобы не тронуть свою гордость его грязными подачками. Но… Не могла. Приму. Все приму, и даже думать не стану!
Боролась с желанием открыть лакированную дверку, чтобы рассмотреть то, что стало личным. Моё…
— Идём! Чего замерла? — усмехнулась Настя, вновь заглядывая в комнату. — Там ещё очередь занимать нужно.
Я вышла следом. Шла чуть отдаленно, рассматривая тонкую фигурку Настасьи. Про таких говорят – дама без возраста. Не будь мы в колонии, я бы подумала, что она из хорошей семьи, при статусе и деньгах. Даже здесь её кожа светилась, а огромные голубые глаза пленили сказочным очарованием. Красивая… Её не портили ни синяя косынка, ни бушлат на несколько размеров больше. Шла в лаконичных балетках по рыхлому бетонному покрытию как лебёдушка: осанка прямая, гордо вздёрнутый подбородок и чувство собственного достоинства во взгляде.
— Почему вы ничего не спрашиваете? — мы брели вдоль металлического ограждения, очерчивающего территорию свободного передвижения. Не торопились, будто и вовсе прогуливались.
— Потому что и так все ясно. Ты, я, все мы в колонии, а значит, пора начинать всё сначала.
— Странные мысли, — я усмехнулась и чуть ускорилась, сравниваясь с ней. — Здесь вроде принято думать о прошлом. Это же местная забава такая – ностальгировать, щедро привирая подробностями.
— Поздно о прошлом думать, Арина. Можно рефлексировать сколько угодно, вот только срок от этого не уменьшится. А можно поймать дзен и подумать, для чего тебе это было дано, — Настасья кивнула женщинам, обогнавшим нас на повороте, те сделали то же самое, но как-то странно. Учтиво, что ли. То, что её сторонятся и побаиваются, я поняла ещё вчера, когда двери спальни открылись. Она вошла с матрасом наперевес, из личных вещей – небольшой пакетик, зато взгляд – как у королевы Виктории, не меньше.
— Мне пока далеко до этого. Всё, чего хочется — крушить, орать и биться головой о стену, — выдохнула, впервые произнеся эти слова вслух. — Мне до сих пор кажется, что завтра двери откроются, и мои друзья вбегут, радостно крича о том, что это их очередной тупой розыгрыш. Не верю. Это плохо, да?