Ода радости - стр. 33
Раз от разу я думаю, почему нам позволена передышка. Почему дважды Владимира спасли, отбили, а на третий вдруг резко, в считаные дни, до которых он еще писал в Фейсбуке с планами на лечение и просьбой поддержать еще деньгами, – вдруг отобрали надежду. Почему дали написать книги, родить детей, полюбить прекрасную, добрую, отважную женщину, вырасти, родиться?
Яна в порыве отчаяния написала, что все было зря, они потратили жизнь на ерунду. А для меня, как и многих других, это все невозможное чудо.
Мы не всемогущи, но Бог дает нам возможность почувствовать энергию творения, спасения, победы, силы, свободы, потому что иначе здесь, на земле, нам не дано было бы Ему причаститься.
Это наша здесь Тайная вечеря, единение перед сокрушительной разлукой, прообраз вечного пира, куда нет пути другого, чем через яму и гору, хлябь и крест.
Я не хочу об этом думать. Я хочу, чтобы Бог заповедал мне счастье, и долголетие, и крепкий брак, и многочадие, и плоды вдохновения.
Но Он ни слова об этом не говорит и не ставит передо мной никаких целей здесь, на земле, никаких целей, только путь, про который Он говорит, что Он и есть этот путь.
Когда всё путём, кажется, что ты на верном пути, а это только полоса разгона.
Он хочет, чтоб мы шли. И это все, что надо знать о здешнем счастье.
Чуда не случилось, случилась жизнь. В свете общей судьбы вещей, о которой так царапко и едко писал Владимир, это, конечно, немало. Чуда не дано, но остались отблески жизни. Любовь, дети, книги.
В своем документальном романе Владимир Данихнов написал про манящий и страшный стук будущего. Теперь мне кажется, он вот об этом. О том, что человек не может не бояться неизбежно уготованного ему будущего – и не может не идти к нему.
Детским голосом я говорю себе, что Владимир и Яна не были всемогущи. Они не совершили чуда.
Они просто шли. И жили разом в настоящем, где у них было все, что мы ценим и чего годами добиваемся в жизни, – и в будущем, которое проливает сияющий свет на то, что на самом деле ценно.
Если случается на земле чудо, то оно в том, как люди любят, и пишут, и рождают, и думают, и спорят, несмотря на будущее всех вещей.
И бывают счастливы, как навсегда, как будто уже под щитом, как будто дошли и впущены на брачный пир.
Владимир писал о людях, съеденных страхом, – теперь я вижу это отчетливо. О тех, кто боялся впустить счастье. О тех, кто зажал в себе жизнь, замуровался и думал, что пересидит.
Его романы не учат, как быть счастливым. Но показывают, как смешно быть несчастным.
Потому что, уж если зажил – жизнь не зажимай. Если встал – иди. Если не можешь совершить чудо – рожай, пиши, люби, думай.