Ода горящей свече. Антология - стр. 23
Алик, Ленчик и вьетнамец
Раз в несколько лет с Аликом случалось такое. Вот и сейчас, устроившись удобно на казенном тюфяке, он встревоженно вслушивался в тишину, прерываемую лишь резкими криками павлинов. Вдруг вспомнились набоковские строки: «Ночь дана, чтоб думать и курить// и сквозь дым с тобою говорить».
– С собою, – поправил он сам себя, – уже больше не с кем.
Несколько предыдущих ночей ложился он полностью пьяным, ничего не чувствующим, а встав нетрезвым пил снова. И даже начальство понимающе взирало на столь откровенное нарушение трудовой дисциплины. Хоть привычным был он к потерям да несчастьям, но даже для него, старого то ли бича, то ли бомжа, в какого превратился Алик, это было чересчур! За одну неделю потерял он последних близких – Ленчика и Вьетнамца. И в этом «прекрасном и яростном мире», каким когда-то обозвал его Андрей Платонов, остался он один-одинешенек…
К смертям родственников Алик привык еще во времена своей отсидки, во второй половине сороковых и первой пятидесятых. Дядьки с тетками, двоюродные братья с сестрами, да и ровесники его как-то после войны вдруг стали помирать?! Вернулся он в пятьдесят пятом, а тогда умерла и мама, дождавшаяся сына, сидевшего по пятьдесят восьмой. Он и сам-то толком не знал, почему, да и за что сидел?! Ведь, обладая уникальной памятью, с листа запоминая даже кантовскую «Критику чистого разума», Алик ничем, кроме литературы, а шире, филологии, никогда не интересовался, не то что там какой-то политикой. Но именно из-за того, что не понимал, что хотят от него следователи, и схлопотал «десятку», а мог бы, как ему в колонии объяснили, «пятерку», если б понял, как должен себя вести…
Алик и в лагере жил не во мгновения времени, а во власти слов, стихотворений, книг, что наизусть читал заключенным, пересказывая близко к тексту русскую классику, читал все сонеты любимого Шекспира и его трагедии, и комедии тоже… У него и прозвище было – Библиотекарь! Оттого (и в этом лагерном антимире) – слыл уважаемым человеком! Не только у собратьев по несчастью или у сидевших урок, но даже у начальства и обслуги! Поначалу, по выходе на свободу, Алик не пил, обходился чифирем. Да и ХХ-й съезд КПСС (ему Алик не поверил полностью) все же принес душевное облегчение.
Местные театры наперебой заказывали ему инсценизации книжек зарубежных авторов или переложение для спектаклей.
Стал Алик хорошо, даже много зарабатывать. И жениться решил, да детей завести. Но с женщинами ему не везло. То ли не те, что должны были, ему попадались. Несколько раз он женился, и столько же разводился. Почему так получалось, он и сам не знал, ведь как мужик он был хоть куда. Видно, не судьба была ему быть семейным, да с детьми. Вот он и запил. Бутылка спасала, она давала не только настроение, но даже приносила предощущение неведомого счастья, которое обязательно придет и к нему!