Очевидец грядущего - стр. 32
Тут вдруг допетрил один бабкин знакомый.
– Признавайся, орясина, куда брата спровадил? – рыкнул негромко, оставшись один на один с Корнеюшкой, красный от злости пожарник Возов.
– Ты чё, дядь…
– Я тебя спросил, орясина: где Тишка?
– А чё я сторожить его обязан?
– Ага. Раз так говоришь – значит, знаешь, где он. Учти, я тебе не детская комната милиции. Уговаривать не буду. Видишь, огнетушитель с собой принёс? Люблю, грешным делом, что-то ненужное подпалить, а потом тушить поманеньку. Вот я тебе щас волосики твои чёрненькие и подпалю. Обгорелый да в зелёнке, ни одной девке не нужен будешь. За девками ведь ухлёстываешь?.. Знаю, знаю. И чего надо про болезнь твою дурную, ну, что вроде есть она у тебя, девкам скажу. Говори, объедок, где Тихон!
– Н-не знаю…
– А про сторожа почему сказал? Вижу, огнетушителя мало будет. Ладно, погодь.
Двухметровый Возов, бешено поддувая овсяные тоненькие усы, схватил Корнея за волосы, приподнял кверху. На лбу у того в двух местах треснула кожа, проступила кровь.
– Где брательник, говори, цыганская морда!
– Пусти. Больно мне.
– А ещё больней будет, когда я тебе кусок жопы отчекрыжу! Ну, быстро!
– На взморье, за Михайловкой он или в Гаевке. Позабыл, где точно…
– Сколько дней он там?
– Пять.
– Ё-моё…
Красный Возов вдруг стал синеть, аккуратно опустив расспрашиваемого на пол, вдруг снова перехватил волосы Корнея покрепче и поднял: теперь уже резче, выше.
– Ну, гляди, орясина: если помрёт внук Трофим Иваныча – и тебе не жить. Говори: в Гаевке он или в Михайловке? – Возов сдавил шею Каина мёртвым захватом.
– В Мих… в Михайловке. Там собака… она сторожит… Вас не пустит.
– Ну, едем, сволочь, покажешь собаку.
Через час на сказочно сияющей новой пожарной машине прибыли на берег Азова.
Авелёк сидел молча и в раскрытое окно празднично улыбался.
– Вижу, ты праздник Первомай тут встречать собрался! – крикнул, подбегая, Возов.
За эти пять дней Тиша научился смотреть на мир по-особому. Стоило тронуть себя за нижнее веко, и всё невидимое, раньше прятавшееся от глаз, проступало крупно, ясно!
Он видел: вокруг алабая крутились две раньше не появлявшиеся во дворе сучки: одна из них – борзая. В море, совсем рядом, плыл никем не видимый корабль. На корабле, против правил, матросы для своих нужд держали здоровенную торговку в старинном купеческом наряде. Над песком висело будущее успокоение ветра. Вдали брело нищее, слепое лето. Обгоняя лето, поспешал куда-то босой плотник, нёсший в руках две доски, соединённые буквой «Х». Было ясно: скоро, скоро заколотит плотник досками вход в старый сарай, и ящерка глазастая навсегда исчезнет… «Помоги, плотник!» – хотел крикнуть Авель. Звук изо рта, однако, не выпрыгнул. Но плотник всё равно крик услышал, потрогал широкую бороду, а потом, улыбнувшись, приложил палец к губам.