Очевидец грядущего - стр. 16
– Не. Не смогу я от него уплыть.
– Это сперва только кажется, что не сможешь! А потом привыкнешь и мысль эту, как Светку-второгодницу, полюбишь. Ты пойми: не поместитесь вы вдвоём в этой жизни.
– Почему это не поместимся? Я баскет люблю, он в свою дудку хрюкает.
– Потому, сявка, потому, – цыкнув слюной, голос лопнул, разлетелся на брызги.
И тут же другой, приятный женский голос добавил: «На электропоезд в сторону станции метро «Красногвардейская» посадки нет…»
Встреча братьев вышла краткой и неприязненной. Хотя сперва Каин и тискал братёнка в объятиях, и охлопывал по плечам. Но потом вдруг оба и враз надорвались от крика, и до драки едва не дошло. Каин материл Авеля, требовал от него чего-то, а тот всё не мог понять, чего именно требует неожиданно объявившийся брат.
Внезапно Каин братёнка отпустил, начал жалобиться на собственную жёнку, снизил голос до шёпота, в голосе – мольба, даже слёзы. И сразу – напоказ, визгливо – стал хвалить жену Авелеву, которую видел издалека вместе с братом на какой-то выставке, совсем недавно. Каин сказал:
– Там, на выставке, я и понял: хватит нам друг на друга дуться, пора свидеться! Я тебе даже фотку принёс. Не современную фотку, старую. На, смотри! Небось учтруд зловонючий тебе не раз и не два вспоминался? Это ведь я первый его «учтруд» прозвал. Фотка – тебе на память! Правда, на ней в гробу твой учтруд. И не шибко свежо выглядит: тухло-поганенько даже. А все одно лыбится. Вот снова и встретились: два сапога – пара, лох и лошара! – стал опять покрикивать Каин. – Хотя нет. Не отдам фотографию. Нравится мне, когда мёртвые улыбаются. А вот лучше скажи: портсигар прадедов и всё, что в нём было, после того как я бабу Дозу по голове прутом треснул, ты куда, гад, упрятал?
– Я вообще забыл про него.
– Золото не забудешь. Если сбрехал – все одно тебя достану, – рыкнул на прощание Каин.
– Зачем так сердишься, братка?
– Не знаю зачем, а только смотри мне! Мы с тобой и всего-то – единоутробные! Что дрожишь, как заяц? Ну?!
Тут, прямо посреди собственного крика, Корнеюшке припомнился совсем другой заяц. Линяющий: наполовину рыжий, наполовину серый. Тот заяц ему когда-то целых два дня изгадил. Зайца подарили бабе Дозе её же баскетболистки, где-то что-то там выигравшие. Баба сдуру припёрла косого домой: братьев порадовать. Заяц был тощеватый, мокрый, вообще какой-то обделавшийся. Ещё и в отвратных неровных пятнах. Корнеюшка тут же решил: жить такому зайцу на свете незачем!
– Сказнить заразу – и всё!
На следующий день он поймал косого под столом у бабы Дозы, отнёс в сарай, стал обдумывать способ казни. А чтоб заяц не сбежал, опустил его в здоровенный пустой бидон из-под керосина. Прикрыв бидон крышкой, пошёл в дом за ящиком для посылок. В ящик, лучше и не придумать! Подержать там, потом придушить слегка, но не до конца, а так, до потери писка, – лихорадочно размышлял Каин, – и послать кому-то по почте. «Дорогая тётя Хая, вам посылка из Шанхая!» Ещё лучше наказать кому-то из пацанов посылочку Тишке доставить. В собственные руки. Мол, из Воронежу! А на крышке приписать: «Трусливому Тишке – от матери и братишки…»