Очерки по истории Казанского ханства. Становление, развитие и падение феодального государства в Среднем Поволжье. 1438–1552 гг. - стр. 19

Борьба за престол была обусловлена обстоятельствами трех категорий – династическими соображениями, партийными направлениями внутри Казанского ханства и иностранным вмешательством со стороны русского правительства.

С точки зрения династических соображений это была борьба за власть между дядей и племянником, каких мы немало насчитываем и в истории удельной России. Это была борьба между «очередным» порядком правления и единонаследием верховной власти. Из сыновей Улу Мухаммеда старший, Махмуд, получил Казанское ханство, младший, Касим, был удельным государем в Мещере. По смерти Махмуда, естественно, был должен возникнуть вопрос, должен ли Касим передвинуться из своего удела на ханский престол. Если нам ничего не известно о возникновении такого вопроса при хане Халиле, то это может быть объяснено недостатком источников и кратковременностью самого царствования Халиля, в течение которого претензии Касима могли не успеть проявиться. Смерть Халиля вновь поставила на очередь вопрос о престолонаследии, и царевич Касим выступил в качестве претендента. Династический характер борьбы, происшедшей между Касимом и Ибрагимом, до сих пор оставался не освещенным в литературе: русские историки, в том числе С.М. Соловьев и Вельяминов-Зернов, видели центр тяжести всей борьбы не в притязаниях Касима, а исключительно в партийной оппозиционности сообщников Абдул-Мумина. Карамзин склонен был уделять большую инициативу самому Касиму, который «имел сношения с вельможами казанскими», но он не обратил внимания на династическое соотношение Касима и Ибрагима, подчеркнув то обстоятельство, что последний был пасынком первого, а не то, что он был его племянником.

Партийные направления внутри Казанского ханства, возникшие в 1460-х годах, с трудом поддаются уяснению, за отсутствием прямых указаний в источниках. Если же попытаться представить себе характер политических направлений на основании их династических стремлений, то получится следующая картина. Царевич Касим жил далеко вне Казани, и его права на престол были чисто формальными; от него могли ждать чего-то нового в государственном управлении. Царевич же Ибрагим был пред глазами, и от него мы вправе ожидать большего знакомства с текущими делами Казанского ханства; устранить такого естественного кандидата могло быть выгодно лишь для тех, кто был недоволен существующим строем и желал перемены режима с переходом власти к пришлому издалека и престарелому кандидату, неопытному в казанских делах. Вокруг Ибрагима, вероятно, объединились все те, кто был у власти в правлении Махмуда, – для них новое царствование представлялось непосредственным продолжением предыдущих, и они не имели в виду подвергать себя случайностям новой политики, которая исходила бы от хана, приехавшего в Казань из-за границы. Кандидатуру Касима должны были поддерживать те, кто имел основания ждать политических перемен и рассчитывал играть видную роль при новом правительстве, которое было бы обязано этой группе своею властью. Вельяминов-Зернов высказал мысль, что против Ибрагима были князья, им угнетаемые (с. 53). Если об угнетении со стороны Ибрагима, только что вступившего на престол, и не приходится говорить, то все же является очень правдоподобным, что к власти стремились лица, не удовлетворенные прежним режимом. Немногочисленность приверженцев Абдул-Мумина говорит в пользу того, что партийная дифференциация носила скорее личный, чем социальный характер. Искать каких-либо более глубоких, социальных причин расслоения высшего казанского общества данной эпохи нет достаточных оснований.