Очень странные увлечения Ноя Гипнотика - стр. 27
Мы возобновляем движение; не скажу за Ротора, но у меня все силы уходят только на то, чтобы переставлять одну ногу за другой. Не знаю, приехал он на вечеринку или пришел пешком, но Пидмонт-драйв всего в шести кварталах отсюда, что радует, поскольку в машину с ним я бы ни за что не сел.
– Готов убить за стакан кофе, – говорю я.
– И не говори, чувак. Я бы тоже многое отдал за мгновенную телепортацию в «Кротовую нору».
– В «Кротовую нору»?
– Только не говори мне, что ты там ни разу не был. – Он вытаскивает телефон, и через минуту протягивает его мне: – Зацени.
Я пролистываю снимки кафе, украшенного артефактами из восьмидесятых – от древних компьютеров до классических киноафиш, – и тут…
– Погоди, это что ли?..
– Ага. «Делориан»[8].
Алкоголь странно действует на разум. «Делориан» в кафе не вызывает у меня сейчас особого удивления, хотя завтра до меня наверняка дойдет, и я выпучу глаза: что за бред?
Я возвращаю телефон Ротору и только теперь понимаю, какого он высокого роста. Я не очень хорошо разглядел его в библиотеке, если не считать очков в роговой оправе и кудлатой шевелюры. Кожа у него еще бледнее, чем у сестры, почти прозрачная. Как у призрака. Который редко выходит на улицу.
Призрак-отшельник.
– Честно говоря, – замечает Ротор, – так и не понимаю, в чем его ценность.
– Я забыл, в чем… хм-м-м… – Господи, никогда не буду больше пить. – Я забыл, о чем мы говорили.
– О воздержании, без которого я прекрасно обхожусь. Воздержание! – вопит он; эхо разносится по кварталу, и меня немножко утешает, что не я один слетел с катушек. – Как по мне, если подумать, почему нельзя желать большего?
Я отлично понимаю, что он имеет в виду.
– Мне иногда кажется… – Я сглатываю и трясу головой, чтобы привести ее в порядок. – Мне кажется, что жажда жизни у меня больше обычной, как будто конец уже близок, и поэтому нужно поскорее все испытать, все почувствовать, все сделать, пока не поздно.
– Папа однажды сказал, что не создан для долгосрочной эксплуатации. Теперь его слова похожи на жутковатое предсказание.
Несколько месяцев назад я читал в «Тайм» или в «Ньюсуик» заметку про революционные изобретения, и смерть доктора Лавлока там называли трагедией года. Пуля в голову, насколько я помню, что вызвало в нашем окружении небывалый всплеск любопытства. Коллективный разум Айвертона не прощает тех, кто претендует на личное пространство – бонус от сочетания богатства и скуки.
– Так твой отец… – начинаю я снова, ничем не отличаясь от любопытствующей толпы.
К счастью, Ротор вроде бы не обижается. Он говорит, что отец предпочитал термин «когнитивный архитектор», а не «изобретатель», потому что последние вызывают ассоциации со школьными ярмарками научных проектов.