Очаровательный негодяй - стр. 25
— Ай вей! Ты почто не платишь, дорогой?
Вячеслав возвращается обратно, вытаскивает кошелёк, а я — ключи от квартиры. Домофон противно пищит, и в почти закрытую дверь я вижу, как мужчина приближается к подъезду.
Меня трясёт от паники и страха. На негнущихся ногах я поднимаюсь на свой этаж и пытаюсь попасть в замочную скважинку. Руки трясутся, как с большого бодуна. Замок щёлкает, я перешагиваю порог. Оборачиваюсь хлопнуть дверью и получаю еюже в лоб.
— Ты меня кинуть решила?
Глаза мужчины лихорадочно блестят, как будто он изрядно пьян или под ударной дозой наркоты. Я цепляюсь за спасительную дверную ручку и пытаюсь её закрыть. Вячеслав отмахивается от двери так, что она с глухим звуком бьётся о стену.
— Пожалуйста, уйдите,— прошу, ещё сохраняя остатки самообладания.
— Уйти?— он дёргает верхнюю пуговицу рубашки слишком резко, и она отлетает в темноту квартиры. — Я за этот ужин десять штук отвалил, а ты мне уйти предлагаешь?
Я без колебаний тянусь к сумочке и вытаскиваю оттуда деньги двумя купюрами. В подрагивающих пальцах протягиваю банкноты, но мне по рукам бьют с такой силой, что не будь я уверена в прочности своих костей, точно бы решила: мне сломали запястье.
— Засунь их…— он умолкает и смотрит на мои трясущиеся губы. — Хотя я тебе сейчас сам их засуну…
Меня толкнули к стенке и мой затылок с радостным «бадабумс» шлёпнулся об неё. Потные ледяные руки задрали юбку и коснулись ткани нижнего белья. Я забилась в истерике. Пыталась ударить насильника в пах. Вячеслав навалился сильнее, второй рукой пихнул дверь, и я в ужасе поняла, что если она захлопнется, я даже никого докричаться не смогу. Рвусь вперёд, цепляю край металлической пластинки, чтобы затормозить движение. Но мужик второй рукой зажал мне горло. В порыве схватки жемчужные бусы разлетелись градом по полу.
— Нет!— прошу. — Нет! Нет! Пожалуйста!
Последние слова на крике.
— Да не дёргайся, тебе понравится…— он проводит языком мне по шее.
— Помогите! Помогите!
Никто никогда не готов к изнасилованию. Чтобы нам не говорили по телевидению, не рассказывали в кружках самообороны, это всё не помогает, потому что в такие моменты ты просто не можешь пошевелиться. Тебя парализует страх, ожидание боли, омерзение. Ты не помнишь куда надо бить насильнику, чтобы он задохнулся. Чем нужно бить, впрочем, тоже. И кто романтизирует этот способ секса— больные люди. Ничего нет приятного, когда по твоим ногам скользят грубые пальцы, что стискивают кожу до пурпурных синяков. Тебе неприятно от влажных прикосновений, что вытаскивают из тебя нечто святое. И тело твоё… Оно не подводит. Оно стремится избежать этого. Оно слышит, чует и бьётся в истерике, а не в предоргазменном экстазе. Всё враньё.