Очарованная небом. Изгой - стр. 20
– Подрастешь, пройдешь смотр, и сама ему вручишь, – с ласковой улыбкой он погладил меня по голове. – Если твой брат смог пройти смотр, значит, он достойный юноша. Ты тоже хорошая девочка. Уверен, и ты сможешь. Расти скорее, буду рад видеть тебя во дворце.
Я улыбнулась. Он прав. Если Вейго смог, то и я смогу. Непременно смогу. Я отошла и вместе со всеми смотрела, как дворцовые стражи на двух серых драконах грузно оторвались от земли. За ними принц Йерран верхом на величественном Шаккаре и изир Мередад в личном экипаже, запряженном драконом с всадником. Последним в воздух поднялся экипаж с новобранцами.
Я провожала экипаж взглядом до тех пор, пока он не скрылся за Горой, и даже немногим дольше – я просто смотрела в равнодушное серое небо, забравшее у меня брата. Проклятая Гора отныне не только отделяла нас от остальной части Ардалии, она стала непреодолимой преградой между мной и Вейго.
Не знаю, сколько я бы еще стояла на площади, если бы не дождь, ожидаемо поливший из нависшей над Линоррой тучи.
Прибежав домой, я скинула в сенях грязные мокрые хиги, ополоснула ноги в ведре с водой и обтерла их сухой тряпкой. Таких тряпок на веревке висело еще с десяток про запас. Из-за высокой влажности они не высыхали порой по нескольку дней.
По моему лицу и волосам ручьями стекала дождевая вода. Платье тоже надо бы отжать, прежде чем войти в дом. Иначе я залью весь пол.
Развязав туго затянутый мамой пояс, я облегченно вздохнула и собиралась избавиться от мокрой одежды совсем и пройти в нашу с братом комнату, но голос папы, донесшийся из кухни, заставил меня вздрогнуть и замереть.
– Да убери ты уже с лица эту скорбь! Мы не на поминках, Генера!
Аккуратно заглянув в приоткрытую дверь кухни, я увидела маму и папу. Они сидели за старым деревянным столом, доставшимся папе еще от его отца. Мама вытирала глаза кухонной тряпкой, а папа, налив себе из бутылки драконьей воды, одним махом осушил стакан.
– Ух, ядреная, – скривился он, потерев нос рукавом рубахи. – Передержала ты в этот раз.
– Ты все равно сожрешь, – мама отложила на стол влажную от слез тряпку. – Скот бесчувственный. Наш единственный сын нас оставил, а ты, знай себе, драконью воду глохчешь.
Говорили, что пить папа начал после моего рождения. Я редко видела его трезвым. Но, стыдно признаться, я любила его пьяным – именно тогда он был ласковым и заботливым отцом, разрешал поиграть и погулять подольше.
– Вейго не помер! – громко произнес папа, пристально глядя в покрасневшие мамины глаза. – Чем ходить и причитать, займись лучше воспитанием дочери. Не ровен час созреет, а характер говно говном. Если кто замуж и возьмет, то только ради смазливой морды.