Обыкновенная война - стр. 70
– А хорошо мы на той станции повеселились…, – но это я уже услышал, когда бежал босиком по проходу – злоба и бешенство душили меня. И, забежав в тёмное купе, откуда слышался голос, мигом скинул со второй полки говорившего на пол, где его и начал остервенело бить: – Вот тебе за хорошее веселье…. Вот тебе за майора, с которым ты расквитаться решил… Вот тебе лично от меня….
Пнув его в последний раз, выпрямился и неистово заорал на весь вагон: – А ну, сволочь, марш на полку и замри там. Кто ещё хочет веселиться, подай голос? – В вагоне стояла мёртвая тишина, а я опустошённый вернулся на своё место и мгновенно провалился в тяжёлый сон. Утром, после завтрака построил батарею в узком проходе вагона и произнёс следующую речь.
– Товарищи солдаты, если вы думаете, что я изверг или последняя сволочуга, то вы глубоко ошибаетесь. Я поставил перед собой и перед офицерами только одну задачу – «Всем войти в Чечню и всем вместе оттуда вернуться». Я не хочу стоять перед вашими родителями и тупо моргать глазами, оправдываясь, «что я мог вас сберечь и простите меня – но у меня не получилось». И оправдываться тем – что вы этого сами не хотели: пили, балдели, не выполняли того чего от вас требовали я и ваши командиры. Я буду жестоко бороться впредь с употреблением спиртных напитков в батарее, я буду жестоко бороться с невыполнением приказов. Я лучше вам лишний раз морду набью, но спасу таким образом от смерти. Только единым, сплочённым коллективом мы сможем выполнить поставленную задачу и вернуться живыми: запомните это.
– Со своей стороны обещаю, что приложу всё своё умение, опыт, который у меня есть для того, чтобы все мы вернулись домой живыми. Также обещаю, что с такими козлами, как Чудинов, я буду бороться всегда и везде. Всё. Разойдись.
После построения вызвал к себе в купе Некрасова и Ермакова. Они стояли передо мной, как побитые собаки. Хотелось сказать им многое и обидное, но поступил по-другому.
– Что, сержанты, головы опустили – стыдно? Вам уже рассказали, что вы вчера творили? – Бойцы одновременно кивнули головами, – А мне как обидно. Я, честно говоря, на вас обоих надеялся, больше чем на других. А вы больше других нарезались. Значит так, ругать вас не буду, но, честно говоря, я насторожился. И если ещё раз что-то подобное повторится, с вас спрос будет жёстче, чем с других. Идите и подумайте над этим.
Через полчаса попросил Алушаева позвать Чудинова, который прятался от меня в дальнем купе.
– Садись Алушаев, – хлопнул ладонью по полке, когда они зашли в купе, – я хочу, чтобы ты послушал тоже. Алушаев, вот ты смотришь, как комбат «трахается» с Чудиновым, пытается что– то вбить ему в голову, а ты в сторонке стоишь и посмеиваешься. Вы оба понять не можете того, что понимаю я. Ведь когда мы приедем в Чечню, то в бой пойдём вместе… В одной железной коробке – В «Бардаке» этом. И в этой железной консервной банке умирать тоже будем вместе, если подобьют. Мы ведь должны чувствовать и понимать друг-друга, как закадычные друзья. А что у нас получается: Чудинов слушает комбата только потому, что тот офицер, а сам при удобном случае напакостить норовит. Комбат пытается вбить водителя в военную колею, а пулемётчик сержант Алушаев, кстати ещё и командир отделения, невозмутимо наблюдает за этими потугами.