Обычное дело - стр. 1

Тамару Семеновну со вчерашнего вечера терзали смутные сомнения. Они не давали ей уснуть ночью и погнали к окну, едва только старенький будильник прозвонил в шесть утра. Вставать в такую рань не было совершенно никакой необходимости. Но, когда тебе за семьдесят, то у тебя существует свой распорядок дня, а у сна – свой, и зачастую они не совпадают, заставляя тебя бездумно щелкать телевизионным пультом в три часа пополуночи или безудержно зевать, сидя в очереди к терапевту в три часа пополудни. Тамара Семеновна боролась с этим безобразием как могла: с помощью будильника и силы воли. Последней ей было не занимать. Именно она подняла пенсионерку чуть свет, а вовсе не склочность характера, как многие могли бы подумать.

Нацепив на ходу очки, Тамара Семеновна бдительно осмотрела двор. Так и есть. Эта развязная девица в спортивном костюме из дома напротив выгуливала своего наглого лабрадора в их дворе. Думала, наверное, что в такую рань её никто не заметит. Как бы не так. Торопясь восстановить попранную справедливость, Тамара Семеновна выскочила во двор в чем была: халате, надетом поверх ночной рубашки в меленький цветочек и домашних тапочках. Даже умываться не стала, торопясь застукать злодейку на месте преступления. Надела только зубные протезы, дабы её гневно-обличительная речь звучала четко и убедительно.

Старая, верная Мулька – единственная спутница жизни социально-ответственной старушки на протяжении последних двенадцати лет, перед носом которой она только что захлопнула дверь, осталась сидеть у порога в полном недоумении. Ведь утром положено гулять, а она уже не в том возрасте, чтобы неизвестно сколько терпеть. Муля поразмышляла немного, потом вздохнула совсем, как человек, и, примостив мохнатую попу на уныло-практичных, осенних туфлях хозяйки, напрудила изрядную лужу. С чувство выполненного долга старушка прошествовала на свое место – коврик у батареи на кухне и, покрутившись, улеглась в ожидании завтрака.

Обтекаемо-расплывчатая (как и любой другой словесный оборот, активно используемый чиновниками всех мастей) фраза о социальной ответственности прочно засела в голове Тамары Семеновны несколько лет назад. Она позволяла ей с полным основанием совать свой нос куда угодно и бороться с несправедливостью (реальной или мнимой): соседним магазинчиком, хозяева которого повадились выбрасывать свой мусор в мусорные контейнеры, принадлежащие их дому; владельцами машин, которые зимой заводили свои машины дистанционно, дабы те прогрелись к их появлению (придумали же такое, буржуи) и отравляли воздух во дворе выхлопными газами; бестолковыми мальчишками, которым лень очистить грязь с ботинок, и они тащат её в подъезд. Последнее было особенно актуально потому, как до недавнего времени Тамара Семеновна подрабатывала уборщицей в своем же собственном многоподъездном доме и вид грязной обуви мгновенно превращал её в фурию. И ведь зачастую получалось. Хотя бы потому, что многие предпочитали просто не связываться со скандальной бабкой.

Однако девица из соседнего дома была не из их числа. Первую часть обвинительного монолога Тамары Семеновны, который она начала едва ли не у подъезда, девица благополучно пропустила мимо ушей, заткнутых маленькими, черными наушниками. Бдительная пенсионерка осознала свою ошибку лишь подойдя вплотную к лавочке, где расположилась возмутительница спокойствия, уткнувшаяся носом в телефон размером с небольшую разделочную доску. Первая неудача Тамару Семеновну ничуть не смутила, она поджала губы и встала напротив девицы так близко, что той ничего не оставалось, кроме как поднять глаза.

«Че?» – вынула наушник из одного уха нахалка.

«Не че, а что,» – немедленно парировала учительница начальных классов с многолетним стажем. – «Что Вы здесь делаете, милочка?»

«Сижу,» – недоуменно ответила девица. Вика недавно устроилась на работу и ранние подъемы для прогулок с собакой давались ей тяжело. На работе тоже не ладилось, она многого не понимала и очень уставала к концу дня. Раздражение копилось в ней понемногу – неизбежно и неотвратимо, словно пыль под диваном.