Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга - стр. 27
На наш взгляд, к разразившемуся институциональному кризису и скоротечному развалу страна была совершенно не готова, и последующие этапы трансформации большинства постсоветских государств (за исключением прибалтийских) это убедительно подтвердили. За пятнадцать лет независимого существования постсоветские государства так и не смогли достигнуть хотя бы «советского» уровня ВВП, в большинстве из них политическое управление осуществляется в той или иной мере авторитарными методами, поддерживаемыми большинством населения и сдерживаемыми преимущественно международным давлением. Поскольку предметом анализа являются социальные трансформации в Украине, мы не будем специально останавливаться на общих проблемах постсоветских общественных изменений. Отметим лишь, что на первом этапе трансформаций украинское общество институционально ничем существенно не отличалось от российского и белорусского, общими были в тот период и характеристики массового сознания, и социально-классовая структура, и уровень жизни населения.
Что же в таком случае послужило решающим стимулом к кардинальным общественным изменениям? Принято связывать исходный момент постсоветской трансформации с двумя ключевыми событиями: приходом к власти Михаила Горбачева и Чернобыльской катастрофой. Первое событие обусловило ожидаемый после длительного периода застойной геронтократии порыв к поиску новых путей развития советского общества, а второе – обнаружило смертельную угрозу для государства, которую заключает в себе сформировавшийся в условиях закрытого общества синдром безответственности людей, отвечающих за чреватые тотальными катастрофами современные технологии.
В результате омолодившееся советское руководство пошло по пути социального экспериментирования для высвобождения длительное время подавляемой социальной инициативы, что и привело к краху государства, которое не могло существовать без скрепляющей все его разнородные элементы единой тоталитарной идеологии. Факторами, которые ускорили институциональный крах, являлись давление более экономически эффективного и идеологически сплоченного Запада, стремление к освобождению от «советского диктата» в странах «социалистического лагеря» и все более обременительная для стагнирующей экономики СССР поддержка антизападных режимов в странах третьего мира.
В самых общих чертах такое объяснение является вполне правдоподобным. Однако и в столь непростых условиях у советского руководства был вполне возможный путь сохранения государства и его институциональных устоев, если бы была принята противоположная горбачевской перестройке и гласности стратегия политической закрытости, пример которой буквально накануне перестроечных процессов продемонстрировал Юрий Андропов, до сих пор остающийся в массовом сознании россиян, белорусов и даже украинцев одним из самых привлекательных политических лидеров. Отчасти такую стратегию принял Китай, сумевший совместить коммунистическую идеологию, партийный диктат и политическую цензуру с элементами рыночной экономики и модернизации образа жизни населения. Однако между Советским Союзом и Китаем имелось одно весьма существенное различие, которое, как правило, связывают с особенностями культуры и психологии, мало внимания обращая на то, что обновление властной элиты посредством массовых репрессий и заполнения освободившихся мест честолюбивыми выходцами из «партийных низов» происходило в Китае на 20 лет позднее, чем в СССР, в котором после окончания сталинской эпохи номенклатура приобрела сакральный характер и статус неприкасаемых. Именно крайне медленное обновление наиболее 36 желанных социальных позиций при ускоренном пополнении рядов претендентов на высокие места в статусной иерархии и послужило мощным стимулом для начала трансформационных процессов в советском обществе.