Общедоступный песенник (сборник) - стр. 28

Видит бог, я сам не рад, что большинство историй, которые я рассказываю в последнее время, кончаются гибельно. Я мог бы оправдаться: мол, сама жизнь такова, мол, не сердитесь на это обстоятельство, ведь не сердит же вас то, что история всякой вообще жизни кончается смертью и никому иного финала пока достичь не удалось.

Но это хитроумие слабодушия. История жизни – одно, а история на бумаге – другое, и тут ты волен распорядиться так, как тебе угодно, даже если имеешь в основе настоящие события.

Волен, да не волен.

И понимаю, что это уже не страшно, а почти смешно уже. Поэтому: мало ли тебе историй известно? Выбери ту, что кончается мирно, тихо и здорово!

Но, с тоской предвидя или зная конец, рассказываешь опять все то же или такое же, говоря себе: в последний раз. Самый последний.

Он говорит:

– Нет, это удивительно, это просто удивительно. Это удивительно, Нина, я ведь старше вас, гораздо старше, нет, вы не делайте таких глаз, спасибо, конечно, но я гораздо старше, дело тут не в возрасте, а – поколения разные, понимаете? – но я чувствую не то чтобы себя моложе с вами, но и не вас, конечно, старше в моем, так сказать, присутствии, а, как бы это поточнее выразиться, то есть это вообще вне возраста, какое-то равенство, нет, не равенство, а единение, что ли, взаимопонимание, что ли, ну, будто брат и сестра, хотя родственность тут ни при чем, нет, неудачно, при чем тут брат и сестра, что-то иное, я бы сказал, как в пошлых романах пишут: они сразу почувствовали, что знают друг друга сто лет, но это и в самом деле пошло, никто этого сразу почувствовать не может, но что-то близкое, что-то похожее, не сто лет – и не знали друг друга, нет, прелесть как раз в том, что друг друга мы совсем не знаем, хоть уже две недели знакомы, это, скорее, ну, будто два близнеца встретились, у меня была такая история, сижу после второй смены в школе, я дежурил, вечер уже, уже никого нет, техничка и я, делать, собственно, нечего, но у нас тогда правило ввели – дежурить учителям по очереди каждый вечер до восьми, пока сторож не придет, а если не придет, то все равно до восьми, а если раньше придет – все равно до восьми, очередной приступ административного маразма, сколько их было, этих приступов, боже ты мой! – так вот, сижу, ну, тетради там и все такое, вдруг стук в дверь, то есть школа маленькая, хоть и городская, еще до войны построена, всего-то две параллели каждого класса, маленькая двухэтажная школка такая, сейчас некоторые себе дома такого размера строят, поэтому вот учительская, а вот дверь, так сказать, на улицу, – и стук, я открываю, входит пьяный мужик, пьяный просто в дым, я его прошу, так сказать, удалиться, а он вперся в учительскую, закурил, бормочет что-то, а потом как уставится на меня! В чем дело, не понимаю. А он говорит: глянь на меня, глянь. Вижу, говорю, и так. Нет, ты на меня глянь, глянь как следвует, он так говорил, я запомнил, у меня вообще память на речь хорошая, в чем он был одет не помню, а вот это произношение его – как следвует, это запомнил. Глянь как следвует. Я гляжу – ничего не могу понять. Не секешь, говорит? Не секу, говорю. Мы ж с тобой, говорит, как два брата-близнеца, ты посмотри в зеркало на свою рожу, а потом на мою. Ну, в зеркало я смотреть не стал, а в него вгляделся. Это потрясающе, Нина, это потрясающе, он был на меня похож как две капли воды. Просто двойник! Глаза, очертания – ну, все, все! А он прямо захлебывается, фамилию мою спросил, свою назвал – на предмет выяснения, может, мы родственники. Выяснилось – никак не родственники, он вообще где-то в Сибири родился, а я-то из Донецка, в общем – ничего общего. Но он успокоиться не может, радуется, говорит: давай выпьем. Я говорю, что работа и все такое, он пристал, злиться начал, говорит: ты что, дурак совсем, такое чудо природы, а он за это выпить не хочет, будто у него каждый день двойники появляются. Причем денег у него, естественно, на выпивку нет. Ну, дал я ему денег, он ушел. А тут и восемь часов. Естественно, я его дожидаться не стал. На другой день в школе шурум-бурум: кто-то ночью стекла в окнах перебил и так далее. Я в общих чертах ситуацию обрисовал, на меня, конечно, всех собак навешали: надо было милицию вызвать, надо было подождать его или сторожа, а я говорю: извините, у меня две смены, я с восьми до восьми и так в школе торчал, имейте совесть. В общем, с тех пор я этого мужика не видел. Но знаете, Нина, до сих пор иногда думаю над странностью этого совпадения. Ведь одно лицо! – и фигуры похожие были. И какая при этом разница! То есть это я не обязательно в свою пользу, я же не успел его узнать, хотя по роже было видно, что четыре класса образования, профессии никакой и так далее. Это я к тому, что… В самом деле, о чем я?