Общак - стр. 14
Грабитель с трясущимися руками был тощий, а тот, что с дробовиком, толстый, даже жирный, и оба они тяжело дышали под своими масками. Тощий положил на барную стойку мешок для мусора, но заговорил толстый.
– Не рыпайся, просто клади деньги в мешок, – приказал он Марву.
Тот кивнул, как будто принимая заказ на выпивку, и стал складывать в мешок пачки денег, которые только что перетянул резинками.
– Я не хочу неприятностей, – сказал Марв.
– Тогда не нарывайся, – сказал толстяк.
Марв перестал складывать деньги в мешок и поглядел на него:
– Вы хоть знаете, чей это бар? Чьи деньги вы забираете?
Тощий с трясущимся в руке револьвером подошел ближе:
– Клади деньги, урод.
У тощего на правой руке были часы, развернутые циферблатом внутрь. Боб заметил, что они показывают 6:15, хотя было полтретьего ночи.
– Никаких проблем, – сказал Марв его подрагивающему револьверу. – Никаких. – И сложил в мешок оставшиеся пачки.
Тощий прижал мешок к груди и шагнул назад: двое вооруженных людей стояли по одну сторону барной стойки, а Боб с Марвом по другую. Сердце Боба трепыхалось в груди, словно выброшенный из лодки мешок с хорьками.
В тот кошмарный миг Бобу показалось, что время, прошедшее с самого рождения мироздания, разинуло на него свою пасть. Он увидел ночное небо, за которым космос, вселенная, вечность – и звезды, рассыпанные по черному небу, словно алмазы на бархате, и все это было таким холодным и бесконечным, а он сам стал меньше пылинки. Он был воспоминанием о пылинке, воспоминанием о чем-то, что промелькнуло мимо, никем не замеченное.
Я всего лишь хочу вырастить собаку, подумал он почему-то. Я всего лишь хочу научить ее разным командам и хочу еще немного пожить.
Тощий убрал пистолет в карман и вышел.
Остался только толстяк с дробовиком.
– Ты много, на хрен, болтаешь, – сказал он Марву и ушел.
Дверь, выходившая в переулок, скрипнула, когда ее открыли, и скрипнула снова, когда закрыли. Боб, наверное, с полминуты боялся дышать, а потом они с Марвом выдохнули одновременно.
Тогда Боб услышал негромкий звук, похожий на стон, но издал его не Марв.
– Рарди, – сказал Боб.
– Твою мать!
Боб с Марвом поспешно обогнули барную стойку и кинулись через крошечную кухню на задний двор, где у них стояли старые кеги и где теперь, слева от двери, лежал Рарди с запекшейся кровью на лице.
Боб растерялся, но Марв упал на колени и принялся дергать Рарди за плечо вперед и назад, словно заводил лодочный мотор. Рарди несколько раз простонал, а потом засипел. Звук был жуткий, придушенный, давящийся, словно Рарди вместе с воздухом втягивал в себя битое стекло. Он дугой выгнул спину, перекатился на бок и сел; кожа на лице натянулась, рот раззявился – не лицо, а посмертная маска.