Общак - стр. 10

Марв стал скупщиком краденого, барыгой, одним из лучших в городе, однако в криминальном мире это все равно что почтовый служащий в мире легальном – если тебе за тридцать, а ты подвизаешься в этой роли, ничего другого тебе не светит. Еще Марв держал тотализатор, но только выручка шла не ему, а отцу Човки, всем этим чеченцам, которые теперь владели его баром. То, что «Бар Кузена Марва» давно не принадлежит Кузену Марву, широко не афишировалось, хотя особенно и не скрывалось.

Для Боба это была перемена к лучшему – ему нравилось работать барменом, его тошнило от воспоминаний о бандитском прошлом. А вот Марв – Марв до сих пор ждал, что по алмазным рельсам к нему прикатит бриллиантовый поезд и увезет его в сияющую даль. Он научился прикидываться довольным жизнью. Но Боб знал, что кузена мучат те же мысли, какие мучат самого Боба: через какое дерьмо приходится переступать, если хочешь чего-то добиться. И все это паскудство хохочет тебе в лицо, когда от больших надежд остается один пшик: тот, кто добился успеха, может скрыть свое прошлое, но тот, кто ни черта не добился, барахтается в своем вонючем прошлом до конца жизни.

В тот день Марв пребывал в мрачном расположении духа, и Боб, пытаясь его развеселить, рассказал о своем приключении с собакой. Марв не особенно заинтересовался, но Боб не оставлял попыток. Он посыпал солью лед в переулке, Марв курил на ступеньке у задней двери.

–  Смотри, чтоб везде было посыпано, – сказал Марв. – Не хватало, чтобы кто-нибудь из этих кабовердианцев[2] поскользнулся по дороге к мусорному баку.

–  Каких еще кабовердианцев?

–  Этих, из парикмахерской.

–  Из маникюрного салона? Они вьетнамцы.

–  Короче, я не хочу, чтобы кто-нибудь навернулся.

–  Ты знаешь Надю Данн? – спросил Боб.

Марв помотал головой.

–  Это у нее пока живет собака.

–  Далась тебе эта собака!

–  Непростое дело – воспитывать собаку, – сказал Боб, – учить ее всему. Это же такая ответственность.

Кузен Марв щелчком отправил окурок на землю.

–  Слушай, это же не какой-то всеми забытый дальний родственник, который вдруг заявился к тебе на кресле-каталке в обнимку с калоприемником и объявил, что теперь будет жить у тебя. Это просто собака.

–  Да, но… – Боб не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что почувствовал, когда вынул из мусорного бака щенка и глянул ему в глаза. В первый раз, сколько Боб себя помнил, он почувствовал тогда, что играет заглавную роль в кино про собственную жизнь, а не просто сидит в последнем ряду и вместе со всеми смотрит на экран.

Кузен Марв потрепал его по плечу, придвинулся ближе, обдав табачной вонью, и повторил: