Обрывки - стр. 25

– 36 килограмм, – объявляет мучительница из весовой комиссии.

Терпимо. Теперь быстро забросить в ребёнка недостающие калории, уложенные в сумку заботливой мамой. И ждать жеребьёвку. Дитё просыпается, начинает нервничать перед боем и беситься. Ты тоже нервничаешь. Ждёшь.

Наконец вывешивают списки.

Листок, наклеенный на стену зала, собирает вокруг себя толпу взволнованных родителей. Жеребьёвка прошла. Седьмая пара «Софья Гушинец – Екатерина Смирнова».

Где эта Катя? Кто из этих девочек в майках вражеских клубов Катя Смирнова? Вон та, с косичками? Или эта, стриженая? Я уже заранее ненавижу эту Катю, желаю ей проигрыша. Я бы сам подрался с ней, но девяностокилограммовых дядек не выпускают на ринг против десятилетних девочек. А так я бы победил. Наверное. Не уверен.

– В синем углу ринга – Екатерина Смирнова!

Вот она. Всё-таки с косичкой. И тренер что-то ей говорит. И родители снимают на телефоны. И у них, вот пакость, не трясутся руки. Что там за Катя Смирнова, сейчас мы попробуем её на прочность!

Ухожу подальше, чтоб не нервировать ребёнка. Сонька собрана перед боем, как маленький, но очень злой зверёк.

Гонг! Орут все! Орут тренеры, перекрикивая друг друга! Орут группы поддержки! И ты тоже орёшь, переживая за своё худющее длинноного-цыплячье потомство. И чувствуешь каждый удар, словно это тебя бьют.

Потом, конечно, награда, медалька какая-нибудь. Или майка, мокрая от слёз. И уже в машине ты спрашиваешь своего побитого ребёнка:

– Ну что, поедем ещё на соревнования?

И тебе немного удивлённо отвечают:

– Папа, ну что за глупые вопросы? Конечно, поедем.

Сонина бабушка Таня живёт в деревне. Каждое лето, как только заканчиваются уроки, Соня собирает огромный рюкзак – несколько любимых игрушек, пачка раскрасок, стопка заданных на каникулы книжек, несколько смен одежды. Всякие девчачьи мелочи. Расчёски, помада, зеркальце. Я молча и сосредоточенно тащу всю эту тяжесть в багажник, хоть отлично понимаю, что за летний период ни одна из книг не будет открыта, большая часть игрушек останется в рюкзаке, произвольно выбранная одежда будет заношена до дыр, а остальная пролежит нетронутая. А в августе я приеду и заберу вместо аккуратно причёсанной девочки что-то чумазое, нечищеннозубое, всколоченноволосое, пропахшее костром, погрызенное собаками, поцарапанное во всех мыслимых и немыслимых местах и довольное. Будем потом этого Маугли отмывать и приручать.

А пока пусть едет. У ребёнка хоть летом должен быть кусочек свободы.

Приезжаем, притаскиваем в подготовленную бабушкой комнату сумки и рюкзаки. Сонька тискает удивляющуюся её росту бабушку, визжащую от радости собаку, разбегающихся во все стороны котов. И лезет на вишню. За домом растёт несколько толстых, разлапистых вишен. Сонька с ловкостью обезьяны добирается до развилки, усаживается на колючую ветку, устраивается поудобнее и замирает. С высоты дерева она видит уходящие к зарослям кустов огороды, простор полузаброшенного колхозного поля, а где-то на горизонте синий зубчатый край далёкого леса. Ресниц и щек Сони приветливо касается тёплый летний ветерок. Вечереет. Собака извелась, пытаясь вызвать вновь обретённую подругу на игру. Мы попили чай, обсудили все мыслимые и немыслимые новости. А мой шумный и неусидчивый ребёнок всё ещё сидит на дереве. Смотрит на поля, на далёкий лес. Думает о чём-то своём.