Обреченный контингент - стр. 6
– Газарян, назад! Назад! Не высовывайся!
В горячке боя рядовой Газарян вскочил и, жутко хохоча, вел огонь с колена. Дубов приподнялся над камнем:
– Га... – не успел докричать.
Ослепило близким разрывом гранаты, как огнем обожгло левую руку. Сознание Дубов потерял не сразу, успел отметить, как внезапно наступило затишье, подумал: «Умираю?!» – и впал в забытье.
Очнулся от резкой боли. Перетягивающий левое предплечье бинтом рядовой Басыров поглядел на командира ласковыми карими глазами и, успокаивая, сказал:
– Ничэво, ничэво, камандир, каравана – йок, нэту...
Дубов услышал, что время от времени тишину прерывают одиночные выстрелы, и понял, что каравана действительно «йок», раз солдаты достреливают, добивают умирающих и раненых духов, ставят контрольным выстрелом в голову восклицательный знак на мертвых.
– Лэжы, лэжы, – успокаивал Дубова Басыров, – тропа сэчас расчыстым, груз забэром. Служьба знаим. Искэндэр уже «вэртушкы» вызвал.
Искэндэр – Александр Ковалев, радист роты. Дубов облегченно, насколько позволила рана, вздохнул и только теперь с изумлением отметил, что на Басырове поверх бушлата наброшена дубленка. Тот, увидев изумление командира, поспешил объяснить:
– С убытых снялы. Стрэлялы – разгорачылысь. Холодно тыпер. А шуба топлый. Мортвый – в пропаст, а шуба жывой – на. И тэбе тожь на, – Басыров заботливо набросил на Дубова широченную овчину.
Дубову стало тепло не только от меха дубленки, но и от заботы солдата. Только где-то в подсознании замелькала мысль непонятая, неосознанная, вызывающая чувство опасности и тревоги. Думать и размышлять мешала слабость. Тепло окунуло Дубова в дрему, а промедол оттянул сверлящую боль. Он только и прошептал Басырову:
– Тропу расчистите, груз поднимите на площадку, – и уснул.
Вместе с болью промедол погасил и тревожную мысль.
Солдаты сбросили трупы вниз и стали подниматься вверх на площадку, волоча за собой тюки и трофейное оружие.
За то время, пока солдаты укладывали своих погибших, опускались на тропу, освобождали, расчищали ее, сбрасывали вниз неподъемные трупы лошадей, туда же, раскачав за руки – за ноги, отправляли начавшие замерзать трупы караванщиков, пока подняли наверх тюки и оружие, два вертолета, вызванные радистом Ковалевым, преодолели подлетное время, вынырнули из-за дальней вершины и взяли направление на седловину.
Командир пятьдесят третьего борта передал в полк:
– Я – борт полсотни три. Сигнала нет. Вижу тела наших наверху, похоже, перебили всех. Караванщики таскают вьюки с тропы наверх, – и не удержался: – Вот, твари, отсидеться хотят...