Обреченные - стр. 32
– Я в родстве с чистокровным херувимом, – сообщила она. – Чокнутый старый дядюшка Карлос.
Люс кивнула, как будто поняла, что это значит, и вписала в нужное место имя Жасмин.
– О-о, а я умею левитировать, – прощебетала Заря, указывая на верхний левый угол листка Люс. – Ну, не постоянно, конечно, но обычно после того, как выпью кофе.
– Ух ты.
Люс попыталась на нее не пялиться – не было похоже, что Заря шутит. Она умеет левитировать?
Пытаясь не подавать виду, что она все сильнее и сильнее ощущает себя не в своей тарелке, девочка проглядела листок в поисках чего-то, чего угодно, о чем бы она имела хоть малейшее представление.
«Имеет опыт призыва вестников».
Тени. Дэниел сказал ей, как они называются, той последней ночью в Мече и Кресте. Хотя, по сути, на самом деле она никогда их не «призывала» – они обычно появлялись сами, – определенный опыт у Люс все же имелся.
– Можешь вписать меня сюда.
Она показала на нижний левый угол странички. Жасмин и Заря разом посмотрели на нее, с легким испугом, но без недоверия, и отправились заполнять свои листки дальше. Сердце Люс чуть сбавило темп. Возможно, все окажется не так уж и плохо.
В следующие несколько минут она познакомилась с Лилит, чопорной рыжей девицей, оказавшейся одной из тройняшек-нефилимов («Ты можешь различить нас по рудиментарным хвостикам, – пояснила та. – У меня он колечком»). С Оливером, коренастым пареньком с низким голосом, побывавшим за пределами материального мира на летних каникулах в прошлом году («Настолько перехвалено, что я даже описать тебе не могу»). И с Джеком, который, по собственным ощущениям, вот-вот должен был научиться читать мысли и счел, что Люс вполне может записать его в соответствующую клетку («Я так чувствую, что тебя это вполне устроит, я прав?» И он сложил пальцы пистолетом и прищелкнул языком). У нее остались три свободные ячейки, когда Шелби выдернула листок из ее рук.
– Я гожусь и туда, и туда, – сообщила она, показывая на две клетки. – Которая тебя больше устроит?
«Говорит более чем на восемнадцати языках» или «довелось заглянуть в прошлую жизнь».
– Погоди минутку, – прошептала Люс. – Ты… ты умеешь вспоминать прошлые жизни?
Шелби шевельнула бровями и твердо расписалась в соответствующей ячейке, вдобавок поставив свое имя в клетку про восемнадцать языков. Люс уставилась на листок, задумавшись о всех собственных прошлых жизнях и о том, насколько ее удручает их недоступность. Она недооценила свою соседку по комнате.
Но та уже ушла. На ее месте обнаружился мальчик, рядом с которым она села в классе. Он был на добрых полфута выше Люс, с сияющей, дружелюбной улыбкой, россыпью веснушек на носу и ясными синими глазами. Что-то в нем, даже в его манере грызть шариковую ручку, казалось… непреклонным. Люс сознавала, насколько это слово необычно для описания человека, с которым она даже ни разу не разговаривала, но ничего не могла с собой поделать.