Обреченность - стр. 51
Капитан Ракитин был убит осколком. Командование эскадроном принял старший политрук Мохов.
Не доходя до Ломжи, где дислоцировался 130-й артиллерийский полк, выслали разведку. Через полчаса те вернулись. Старший группы сержант Борзенко доложил:
– Немцы!.. на мотоциклах с пулеметами… Наверное, разведка. Около взвода, наглые… хохочут. Прут…
Старший политрук почернел лицом.
– Хохочут, говоришь? – закричал. – Шашки к бою!
Через десять минут озверевшие казаки вырубили немецкую разведку шашками. Это был не бой. Была жестокая рубка. Свистела сталь клинков, слышались выстрелы обороняющихся, редкие вскрики. Под острыми блестящими клинками немцы валились как трава. Перебив мотоциклистов, казаки рассматривали порубленных немцев, вытирали клинки о конскую гриву. Вокруг лежали убитые, раненые, разбросаны немецкие ранцы, оружие, котелки. Немецкий офицер, рассеченный по груди, корчился в перемешанной с кровью пыли. Он не хотел умирать и страшно хрипел, выпуская из раны пузыри кровавой пены. Пулеметчик уткнулся лицом в ящик с пулеметными лентами. Красные волосы на его голове были похожи на задубевшую корку.
Дрожащими руками политрук пытался вложить шашку в ножны. С лицом, заляпанным кровью, подошел Борзенко. Мохов приказал ему собрать оружие и боеприпасы.
Сержант присел на корточки перед убитым офицером, вынул из его руки парабеллум, сунул себе за пазуху. Из разрубленного шашкой нагрудного кармана достал залитую кровью записную книжку с заложенным в нее серебряным карандашом. Хмыкнул. Сунул карандашик в карман галифе. Повертел в руках засаленную записную книжонку, полистал исчерченные непонятными каракулями странички. Бросил ее в пыль.
Порубив немцев, решили в город не входить, там уже наверняка были передовые части. Решили двигаться дальше и занять оборону вдоль железной дороги. Весь день отбивали атаки противника.
Но на казаков вновь свалились самолеты. Кони и люди были беззащитны от шквала огня. Появились новые убитые и раненые, и рвал сердца полный боли крик, от которого бросало в дрожь:
– Добейте меня!.. Хлопцы, родненькие!.. Пристрелите!..
До самого вечера слышались взрывы, стрельба, стоны раненых:
– Пить… пить…
Мохов почувствовал, как горячей болью обожгло левую ногу, в горячке он пробежал несколько шагов, пока не почувствовал, что нога ниже колена стала неметь. Сапог был полон теплой, хлюпающей крови. Присев на поваленное дерево, он позвал помковзвода.
– Сержант, подь сюда… Помоги снять.
Осколок застрял в правой ноге. На коже была видна рана, из нее шла кровь.
– Дай нож…
Сцепив зубы, полоснул по ране лезвием. Скривившись, подцепил ногтями зазубренный осколок, резко дернул.