Обратная сторона жизни. Книга вторая - стр. 13
«Как баба, ей богу… Вот почему у него тавро ничтожества… Может у него и присутствуют сильные внутренние качества, но подкачали мозги, работающие, как у вечно менструирующей девки…», – трюм покидала вторая вереница людей, подстегиваемая гнусавыми воплями сатиров и внимательными взглядами оставшихся в трюме звероподобных рогатых.
Они – черти – освобождали внутренности судна по мере надобности, и чем меньше узников оставалось внутри вонючего помещения, тем больше бесстрастной охраны прибавлялось снаружи. Эта элементарная математика объясняла, что на шумной пристани необходимо больше охраны из-за увеличивающегося там количества рабов, снующего рогатого «народа», а может и каких-нибудь отдыхающих на адском пляже парнокопытных.
«Представляю козочек с игриво спрятанным выменем и брутального сатира, вывалившего конец для подката к игривой самке… Не хочешь человеческой крови, сладкопытая? Новый завоз, сибирские дети! Толстые, сладкие, румяные! Могу принести пару бокалов! Тяпнем по паре капель, а потом я покажу красивые полотна у себя в номере, написанные недавно завезенным художником из Астаны! Не помню его имя, но мой агент гонялся за ним по Земле в течение трех лет, дабы купить после смерти и доставить сюда!», – Дима потряс всклокоченной головой, выгоняя невесть, как попавший внутрь бред.
Второй веренице пленников повезло больше, чем первой. Они дольше сидели внутри гробоподобного корабля и их «отлично» окатило солнцем, поэтому сейчас «везунчики» уверенно проходили порог вонючего трюма, дабы исчезнуть снаружи, оставив вместо себя слепящий свет.
А вот отдельным дурням, большинство которых пребывало на цепи со «Спящими», казалось, что братья по разуму уходят в Рай, тот самый, обещанный пузатым батюшкой в сельском приходе, которому они всех курей отдали за мольбы на хорошую зарплату и умных, без всяких книжек детей. Вот эти индивиды сидели и тряслись, выпучив тусклые глаза и мечтая, как можно быстрей нырнуть внутрь «небесного» света, и полететь к приближающимся Вратам Рая, охраняемых суровым, но справедливым апостолом Петром, исподлобья вопрошающим:
– Грешил ли ты Иван Петров Николаевич, только честно?! – и смотрит такой, грозными очами в праведное чело овцы Отца Небесного.
– Нет, Петр! Нет! – радостно забьется в поклонах овца, пытаясь облобызать сандалии бородатого апостола с мускулистыми от бесконечного стояния икрами. – Всю жизнь вкалывал волу подобно, меньше всех получал, но к большему не стремился, ибо грех это! Получил прозвище дурака юродивого, но рад был, ибо по-христиански это! Детей наплодил семерых, и хоть кормить было нечем, дальше плодить собирался, но славен Господь наш – отнял силу мужскую, повесив огурчик мой и пятерых детишек на Небо забрал, ибо не стал лечить их я, когда заболели, ибо Господу – Отцу Небесному виднее! Всегда подставлял левую щеку, правую щеку, спину, все что угодно, ибо не ведают, что творят злые люди, к вершинам материального благополучия стремящиеся! – и закончатся откровения овцы Господа любимой, и даст апостол поцеловать сандалию с ногтем, торчащим оттуда, нестриженным, а овца куснет ее игриво, но ласково, да осознает блаженство истинное, и откроются Врата Райские, а за ними бесконечное множество сандалий ангельских и апостольских, кои облизывать требуется – вот оно счастье-то!