Обратная сторона луны - стр. 16

Димка отбросил бычок, прошел через цех и ступил на лестницу, как вдруг услышал сзади топот босых ног. Он ускорил темп, босоногий тоже прибавил скорости. Страх ударил под дых, как в тюрьме, когда следак пообещал отдать его уркам на поругание. Рванул вверх, на спасительный воздух и долго и тяжело дышал на площадке. Встал спиной к люку, уставился вдаль, надеясь, что вид леса и реки отвлечет от наваждения. Шлепанье босых ног раздавалось теперь совсем отчетливо, преследователь был совсем близко, Димка боялся повернуться. Но нужно было встретить врага глаза в глаза. Он чувствовал кожей, что тот уже за спиной. Подмышки вспотели. Теперь Димка доверял только малому самурайскому мечу, который выхватил из-под пиджака, резко крутанувшись на пятке, чтобы опередить и напугать босоногого. Перед ним, подняв руки, словно готовилась заключить его в объятия, стояла бледная третья тень на трясущихся от страха ногах. И тогда, повинуясь вспышке безудержного гнева, он набросился на нее и кромсал, отрубая бескровные куски, пока не изничтожил. Потом пинал ногами в водосток останки, похожие на куски почтового картона. Они планировали на ветру, разлетаясь в разные стороны и исчезая в кустах у реки.

Ветер растянул его губы в злую гримасу, вымыл гнев и опустошил душу. Она вытекла из глаз и застыла у ног лужицей бесцветного силиконового клея. Ноги и руки стали как чужие. Он приставил клинок к животу, но не смог удержать тяжелую сталь – меч скользнул по кровельному железу и исчез в водостоке. Тогда Димка снял ботинки, ступил на усыпанную капельками недавнего дождя крышу, повернулся к люку и начал аккуратно спускаться вниз по крутой лестнице. На отполированном временем дереве мокрые босые ступни не оставляли следов. Он этого даже не заметил.

Сон был освежающим, успокаивал нервы и восстанавливал силы, которых лет двадцать назад еще было хоть отбавляй. Теперь, после шестидесяти, Ёлкин был все еще крепок, утратил только рыжую шевелюру, сохранив на голове пушок, почти такой же, как на теле. Наталье его волосатость нравилась.

Она приехала в Балахонье преподавать в пединституте античную литературу. Он полюбил ее и ее древние стихи тоже. Жена приходила с работы раздраженная, студенты прозвали Наталью «Зевсихой», гекзаметры вызывали у них смех и зевоту. Ёлкин встречал жену у плиты, поднимал сковородку с едой на уровень груди, произносил: «Возьми на радость из моих ладоней// Немного солнца и немного меда,// Как нам велели пчелы Персефоны…». Наталья бросала сумку с тетрадями в угол и заявляла: «Я люблю тебя, Ёлкин, давай жрать!» Потом мечтали: купят домик, он разведет пчел, раз не получаются дети. В советские времена пчеловоды отлично зарабатывали. А Серега Ёлкин преподавал в политехе сопромат за сущие копейки.