Обратная сторона личной свободы - стр. 26
– Прикалывайся над кем-нибудь другим. Есть девчонки, которые любят безбашенных парней.
– А ты, значит, не любишь?
– А я нет. С такими приколистами, может, и весело, но ненадежно!
– А ты хочешь найти надежность?
Он притворился изумленным, а сам опять наблюдал за ней, вроде на нее и не глядя.
– А ты не хочешь?
Она подхватила это его «а», с которого он теперь начинал каждое предложение.
– Милочка, – протянул он, – давай не будем фигней заниматься. Это как на канате балансировать. Чуть в сторону больше положенного возьмешь, сразу и свалишься. Мы с тобой толком и не познакомились. Пойдем еще в какую-нибудь кафешку? У меня осталось триста рублей.
Людмила посмотрела на него: неужели не шутит? Куда можно пойти с тремястами рублями?
– В «Пиццу-хат», – ответил он на ее вопрос. – Мы возьмем полпорции пиццы, сок, и еще на какой-нибудь салатик останется. Ты не думай, я не всегда такой бедный. Я даже могу быть очень богатым. Тут один хмырь предлагает купить у меня картину. Он считает, что я пишу в его манере. Хотя на самом деле эта моя манера, может, схожая с манерой Игоря Трофимова, которого я очень люблю. – И пояснил для нее: – Игорь Трофимов – московский художник. Талантище! Точнее сказать, даже российский художник, потому что его знают все, от Москвы до самых до окраин.
– А зачем хмырю картина в его манере?
– Чтобы выдать ее за свою. И продать раз в десять дороже.
– А почему ты не продашь ее раз в десять дороже?
– Глупая девчонка, – сказал он с неожиданной нежностью. – Дмитрий Князев – это кто? Пока никто. А Велемир Ковригин – модный художник. По-моему, самый обычный подражатель! Но держит нос по ветру. Даже картины подписывает похоже на подпись Трофимова, но при этом так, чтобы никто не придрался…
– Судя по твоему снисходительному тону, ты и сам собираешься стать модным художником?
– По крайней мере, выйдя за меня замуж, ты не прогадаешь. У тебя будет все, о чем только может мечтать женщина.
Странно, что эти его речи вовсе не показались Людмиле хвастливыми. При том, что она увидела его впервые с лопатой в руке, копающим самую обычную траншею.
Что-то было в Димке такое, чего не было в ее бывших парнях. Ни в Переверзеве, ни даже в Рыжем, который до сего времени стоял далеко в стороне от ребят, с которыми она встречалась в своем училище или знакомилась на дискотеке.
Он был другой. Когда Люда общалась с Димкой, ей отчего-то вспоминалось детство, самые светлые его картины. Например, как она ездила в пионерский лагерь на берегу Черного моря. Или ловила с отцом рыбу на тихой речке в деревне Коркино, где жила мама ее отца… Отчима!