Обращенный к небу. Книга 2 - стр. 5
Хвощ поклонился и собрался было идти обратно, но его окликнули снова:
– Эй, Хвощ! А что ваш князь, так и будет стоять под нашими стенами?
– Не знаю, ребята! Он мне не говорит.
Со стены послышался негромкий смех:
– Ну так пусть запасается терпением. Мы крепко сидим!
– Знаю, ребята, – отозвался Хвощ. – Так до утра!
Сказал и пошёл прочь.
Вышеслав – а по-простому Вишко – сидел на большой скамье таверны, где подавали всем подряд, и чужеземцам тоже, и хотел есть. По осадному положению цены на еду подскочили изрядно, и потому Вишко ел один раз в день, да ещё вечером, и теперь ждал наступления нужного времени. Ни пива, ни вина ему вообще не полагалось, но не потому, что не было денег или всего этого из-за войны здесь не подавали – ему это было строжайше запрещено. Запретил ему это хозяин, отправляя его год назад сюда, в Херсонес. И всё это время Вишко не пил хмельного: ни вина, ни даже слабого эллинского пива, когда оно ещё было не таким дорогим. Теперь же в городе в основном пили тёплую водицу, выдаваемую в одну и ту же пору на площадях. Выдавали немного, и жажда была теперь постоянным спутником осаждённых.
Вишко вздохнул и взглянул в окно. Солнце будто застыло в белёсом небе. Вишко скрестил руки на груди и хмуро посмотрел на сидевшего напротив него мужичка. Мужичок зарос волосом до самых бровей, имел мало зубов и жадно жрал кусок старого вола и заедал редькой. Вишко сглотнул тягучую слюну и отвернулся, пожалев, что пришёл сюда раньше нужной поры. В дорожном доме, где он жил, ему опостылело донельзя, но переселяться куда-то ещё не было денег – их и так оставалось совсем немного.
…Когда он уже принялся за еду, не торопясь и обстоятельно жуя, он понял, что брат что-то ему говорит. Обняв тарелку и закрыв её по возможности собой (чтоб не стащили куска), Вишко замер и закрыл глаза. Поняв всё, что сказал брат, и повторив про себя для того, чтоб не забыть, Вишко открыл глаза и проверил, ничего ли не пропало из тарелки. Всё было в порядке, только напротив него, там, где раньше сидел лохматый мужичок, теперь находился здоровенный норманн и сверлил его единственным глазом.
– Каким богам так молишься? – спросил норманн по-эллински, увидев, что Вишко открыл глаза. Тот молча принялся за еду. Норманн от скуки хотел поговорить, но Вишко твёрдо прикидывался глухонемым, и одноглазый отстал.
Целый день у Вишки ушёл на то, чтобы раздобыть кусок пергамента. Ещё при свете солнца, норовившего заползти за дома Херсонеса, он отыскал на улицах города укромный уголок, где он мог оставаться незамеченным, но сам увидел бы всякого ещё издали, и принялся за работу.