Обращенный к небу. Книга 2 - стр. 25
Илья покачал головой:
– Всё у меня есть. Я ещё думал, вернуть ли князю дарёное…
– Цыц! – совсем как когда-то Вежда, гаркнул воевода и грохнул кулаком по столу. – Не сметь! За дело тебе дадено и не след возвращать. Чай, не цацки девки дали, а воину подручное, для дела ратного необходимое!
– Прости, Добрыня… Только коли ты бы меня одарил, мне бы это скорей по сердцу будет. А то на княжьих-то всё больше завитушек да иных красивостей. Не хотелось в такое рядиться…
Добрыня вздохнул, кивнул головой:
– Утром же дам тебе всё, что доброму воину впору. Княжеское, так и быть, заберу. Верну потихоньку, Владимир не заметит. Но перед тем, как в Зоркую ехать, велю тебе, как старший, завернуть в родимую сторону. Мать с отцом повидать – святое дело.
– Да как же, Добрыня! – заволновался Илья. – Спешить нужно до Великой Степи!
Добрыня поморщился:
– Ага. До тебя на заставах не справлялись. Вот ты приедешь, и конец всем диким ватагам.
Он насмешливо посмотрел на Илью. Тот смутился: право слово, очень ему хотелось повидать родителей…
– Так-то, сынок, – сказал воевода. – Потерпит ещё Зоркая без тебя, как терпела до сего дня.
– Спаси боги, Добрыня, – тихо сказал Илья, благодарный воеводе за такой подарок.
Посидели молча, потом воевода поднялся, сказал:
– Завтра рано подыматься. Давай-ка в постель.
Илье не спалось. Он вышел на воздух поглядеть на перемигивание звёзд и понял, что не один он лишился этой ночью сна. Выйдя за ворота, Илья прошёл по улице и тут же наткнулся на телегу, вокруг которой суетились люди. Плакали дети, причитали бабы. Увидев Муромца, они пугливо замерли, ожидая от него худа.
– Не бойтесь, я не служу князю, – успокоил их Илья, сразу поняв, куда уходят люди.
– Пускай теперь другие боятся, – криво ухмыльнулся мужик, распихивая без разбору в телегу узлы. – А мы уезжаем. Родичей повидать…
– Да каких родичей! – завыла баба. – Бежим без оглядки от князя! Бросаем добро на разорение.
– Уймись! – цыкнул на жену мужик, присмотрелся к Илье и, видно, узнал его. – Не с руки нам теперь жить в таком городе, где богов попирают. Верно ты сказал, боги наши с нами пойдут, коли они в сердце.
Улица совсем не походила на ночную – всюду сновали люди, кто-то уходил пешком, попался верховой мужик, проскакавший галопом, кто-то сообща складывал пожитки на телегу. Люди бежали из города. На одной из телег Илья заметил торчащего из-под скарба дворового кумира Макоши. Он едва поместился в телегу, но, как видно, оставлять его на поругание эллинским священникам у хозяина не поднялась рука. То тут, то там раздавались плач и причитания, кто-то ругался, позабыв о приличиях. Илья не поленился, дошёл до городских ворот. Стража пропускала беглецов беспрепятственно. Муромец подошёл к одному из воинов, представился, как до́лжно. Его узнали: молва шла впереди него, и здесь уже люди знали и о Соловье-разбойнике, и уже даже, вопреки завету Зосимы, о железном корсуньском змее. Стражники сгрудились вокруг Ильи, расспросили про то, про сё. Муромец где поддакнул, где отмолчался, а где и посмеялся над разросшейся молвой: